В течение следующего часа офицер регулярной армии тщательно допрашивал Рузвельта обо всех сторонах Самовольного полка, от комплектования состава и санитарии до дисциплины обращения с оружием, медицины и тактики. Рузвельт поблагодарил свою счастливую звезду за то, что дотошно вёл записи. Без них он вряд ли бы сумел ответить на этот обстрел вопросами.
— Почему Винчестеры? — внезапно спросил Уэлтон.
— По двум причинам, — ответил Рузвельт. — Первая: с ними я смог добиться единообразия в вооружении моих людей, а вот со Спрингфилдами этого бы не получилось, поскольку они менее распространены среди добровольцев. И вторая: во время боя всадники рассредоточиваются на большем расстоянии друг от друга и скорострельность показалась мне жизненно важной.
Он ждал, что на это ответит Уэлтон. Следующий вопрос касался совершенно иного, отчего, как надеялся Рузвельт, можно было считать, что его ответ был признан удовлетворительным.
Наконец, командир седьмого пехотного положил ладони на стол. Поглядев на них несколько секунд, он сказал:
— Что ж, мистер Рузвельт, мне было трудно поверить в услышанное, когда я услышал об этом, и было ещё труднее поверить в увиденное, поскольку я видел, что у вас ещё молоко на губах не обсохло. Однако, коль скоро у вас нету Ф. Т. Барнума[64] в адъютантах, должен сказать, что вы проделали чертовски хорошую работу, чертовски хорошую, сэр. Двадцать лет назад я встречал чертовски мало добровольцев, которые могли бы сказать вашим подержать их пиво. И вы говорите, что до того как собрать полк, вы не имели опыта военной службы?
— Именно так, — ответил Рузвельт. — Впрочем, я всегда был твёрдо убеждён, что человек способен реализовать всё, что приходит ему на ум.
— Я вам уже говорил, я бы в это не поверил, — сказал Уэлтон. — Где вы учились тому, что нужно знать, как быть полковником?
— Из книг, где же ещё? Я быстро учусь.
— Быстро учусь, чёрт подери. — Генри Уэлтон наградил Рузвельта очень странным взглядом. — У вас есть хоть малейшее представление о том, насколько редко можно встретить человека, не говоря уж о цуцике вроде вас, который мог бы что-то прочитать, а потом просто взять и воплотить в жизнь? — Он поднял ладонь с искалеченным пальцем. — Неважно. Вам нет нужды отвечать на этот вопрос. Вы уже ответили на достаточное количество моих вопросов. Ведите свой полк, свой Самовольный полк, — в его глазах блеснуло веселье, — сюда, и я приведу его к присяге. Ежели он хотя бы наполовину хорош, как вы о нём рассказываете, Полковник Рузвельт, Дядя Сэм получит себе выгодную сделку.
— Есть, сэр! — Теодор Рузвельт вскочил на ноги и отсалютовал настолько чётко, насколько умел. В тот же миг он осознал, что делать этого не следовало, поскольку на нём была гражданская одежда. Он был готов разорваться от гордости, когда офицер регулярной армии ответил на салют — даже если он сделал всё неправильно, Уэлтон принял его с тем же воодушевлением, с каким этот салют был отдан. Рузвельт с трудом помнил те вежливые слова, которыми они обменялись, когда прощались. Он удивлялся, что подошвы его сапог взбивали пыль при выходе из Форта Бентон — ему казалось, он летит по воздуху.
Никто не увёл его повозку, пока он находился в форте, разговаривая с подполковником Уэлтоном. Он не узрел тела Филандера Сноу, расстелившегося на досках деревянного тротуара, окровавленного, либо просто бесчувственного от виски, выпитого слишком быстро и в слишком большом объёме. С его точки зрения, это был практически идеальный день из тех, что когда-либо создавал Господь.
По улице, вертя для эффекта зонтиком, шла женщина в приталенной блузке, такой обтягивающей, что она казалась нарисованной на теле, и хлопковой юбке из ткани, тонкой до полупрозрачности. Она остановилась напротив Рузвельта.
— Новенький в городе, — заметила она, уперев свободную от зонтика руку в бедро. — Тебе одиноко, новенький?
Он изучил эту грязную голубку. Она была лет на десять, может, на пятнадцать старше него. Локоны волос, выглядывавшие из-под потрёпанной шляпки, совершенно точно были подкрашены хной. Несмотря на приветливый тон, её лицо оставалось холодным и жёстким, словно припорошённые снегом глыбы гранита в Скалистых горах. Переехав на запад, Рузвельт уже нарушил определённые обещания, данные Элис Ли[65], и был далёк от невосприимчивости к животным страстям.
Иногда он потакал им в Хелене, но старался подбирать более дружелюбных партнёрш, а не такую ходячую кружку для денег, вонявшую потом и дешёвыми духами.
К тому же, ликование, охватывавшее его в данный момент, было не менее приятным, чем кувыркание на простынях. Как можно вежливо он покачал головой.
64
Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) — американский шоумен, одна из крупнейших фигур американского шоу-бизнеса XIX века. Является главным популяризатором т. н. цирка уродов и различных мистификаций. В те времена — имя нарицательное для весьма оборотистого и предприимчивого малого, балансирующего на грани мошенничества (а то и за ней).
65
Элис Хэтэуэй Рузвельт-Ли (1861–1884) — в реальности стала первой женой Т. Рузвельта. Она родила ему дочь, но через два дня скончалась от недиагностированной почечной болезни.