В сотне ярдов от Шлиффена в землю упала пара снарядов конфедератов.
— Со мной это может случиться и по эту сторону реки, — с некоторой резкостью в голосе заметил он. Словно в подтверждение его слов, мимо с воем пролетело ещё несколько снарядов.
Лейтенант Крил не выглядел так, словно всего неделю назад выпустился из Вест-Пойнта. Он держался крепко, что против обстрела, что против иностранного офицера, которого его поставили стеречь.
— У меня приказ, сэр, — сказал он. Как будто цитировал Священное Писание. В военном смысле, так и было.
— К чёрту ваши приказы — пробормотал Шлиффен, но по-немецки, которого этот юноша не знал. Он попытался ещё раз: — Я военный. Я обязан рисковать ради родины.
— Никак нет, сэр, — сказал Крил, и выпятил подбородок.
— Donnerwetter[72], — произнёс Шлиффен. Никаких сомнений — он здесь застрял.
Раз уж он тут застрял, то решил извлечь из этого максимальную пользу. Он спешно прошёл к причалам Джефферсонвилля, которые, как он знал, превосходно умея читать карты, находились ближе, чем те, что в Кларксвилле. Словно собака на поводке, — а именно им он и был, сторожевым псом, — младший лейтенант Крил двинулся следом.
Люди в синей форме, одни в выцветших мундирах строевых частей, ещё больше в тёмной, практически без единого пятнышка форме, что недавно выдали добровольцам, ожидали, бесстрастно стоя в длинных очередях, погрузки на баржи и паровые катера, которые перевезут их через реку для сражения. Шлиффен увидел, как лодки подбивали прямо посреди реки. Никаких сомнений, что и солдатам доставалось. Они всё равно продолжали двигаться к лодкам, точно так же, как поступили бы немцы. Это требовало одновременно дисциплины и мужества, сочетания, особенно примечательного для добровольческих подразделений.
Параллельно очередям, двигавшимся к реке, шли длинные окопы. Когда конфедераты начали вываливать снаряды на людей вокруг Шлиффена, те быстро утратили свою бесстрастность и попрыгали в окопы в поисках укрытия от разрывов и разлетающихся осколков.
Шлиффен остался стоять. Как и лейтенант Крил. Определенно, под обстрелом он оказался впервые. Держался он хорошо. Едва снаряды перестали падать, солдаты северян повылезали из окопов и заняли свои места в очереди так, словно ничего не произошло. Санитары-носильщики уволокли пару стонущих раненых, но лишь пару.
— Эти рвы — хорошая идея, — сказал Шлиффен. — Снижают потери.
— Именно так. — В голосе Арчибальда Крила слышалось столько гордости, словно он сам всё это придумал.
Значит, решил Шлиффен, я увидел здесь хоть что-то стоящее. Ради этого меня отправили в такую даль? Это всё, что можно получить от величайшей битвы этой войны? Ответ, в обоих случаях, был болезненно очевиден. С несколько большим проявлением своих чувств, чем он обычно себе позволял, Шлиффен повернулся к младшему лейтенанту Крилу.
— Вы можете в точности сказать, что войска США в данный момент сражаются в Луисвилле?
— Да, сэр, это я сказать могу, — ответил лейтенант Крил.
— Sehr gut. Впрочем, вы не можете мне сказать, где именно в Луисвилле, или как в Луисвилле, или насколько хорошо в Луисвилле они сражаются, nicht wahr (Хорошо… не так ли?)?
— Никак нет, сэр, этого я с точностью сказать не могу, — произнёс Крил. — Хотелось бы, но нет. — Он нервно рассмеялся. — Туман войны. — Его слова относились к самой настоящей завесе густого серого дыма, который окутывал Луисвилль, нависал почти над самой Огайо, плыл и кружился в водоворотах на той стороне берега, что принадлежала США.
— Кто-нибудь знает, кто-нибудь имеет хоть какое-то представление о том, как развивается бой в Луисвилле? — требовательным тоном спросил Шлиффен.
— Одно из таких мест — за рекой, сэр, — сказал Крил.
— Куда я попасть не могу.
— Куда вы не можете попасть, — согласился молодой лейтенант. — Другим таким местом является штаб генерала Уилкокса. — Он вновь рассмеялся. — Ну, и, наверное, штаб конфедератов, но туда вы тоже попасть не можете.
— Не могу. — Шлиффен задумался, находился ли там германский военный атташе в Конфедеративных Штатах. Он надеялся, что там. В Берлине отчёты с обеих сторон окажутся весьма полезными, при условии, что он узнал здесь достаточно, чтобы придать своему отчёту хоть какую-нибудь ценность.
— Тогда, будьте добры, проводите меня обратно в палатку генерала Уилкокса. Раз уж отправляться на передовую мне запрещено, а здесь я словно посреди бескрайнего моря. Ведите меня обратно.