Стюарт мог бы ориентироваться по карте и компасу. Апачи знали эти края столь же хорошо, даже намного лучше, чем он знал северную Вирджинию. У него возникло ощущение, что они могли проехать с закрытыми глазами и найти дорогу от трёхсот до трёх тысяч миль, ориентируясь по запаху пыли и отзвуку эха от лошадиных копыт, достигающего их слуха. Они здесь уже давно; возможно, с ними разговаривали земляные кукушки.
По его собственному убеждению, и они и чёртовы янки были желанными гостями в этой стране, если только относиться к ней именно как к стране. Скалы, песок, пыль, кактусы, кусты, ящерицы, гремучие змеи и бесконечное солнце, постоянно освещающее всё вокруг, отчего, как по будильнику, каждый час один конфедерат соскальзывал с седла и падал на землю. Большинство приходило в себя после обильного поливания водой и недолгой поездки в повозке, однако пара человек умерла, пережив ничем не сбиваемую лихорадку, которая сожгла их изнутри.
Строго говоря, это была страна для верблюдов. Здесь правили бал горбатые звери Пятого кавалерийского Конфедерации. Верблюды с огромным наслаждением поедали кактусы, колючки и всё остальное. Им не требовалось много воды, а сочная мякоть давала им всё необходимое. Они были примечательно вспыльчивы, наслаждаясь жарой там, где лошади от неё страдали.
Апачи сочли их бесконечно удивительными. Индейцы восхищались способностью этих животных двигаться по пересечённой местности, однако считали их самыми уродливыми созданиями из когда-либо виденных. После поездки с Пятым кавалерийским, Чаппо поехал рядом со Стюартом и сказал довольно серьёзным тоном:
— Бог, что создал этих зверей, хотел сотворить лошадей, но не знал, как они выглядят.
Стюарт начал смеяться, но осёкся. Он не хотел оскорбить сына Джеронимо. К тому уже, подобное объяснение того, как верблюды стали такими, какими стали, было лучшим из тех, что ему доводилось слышать.
Незадолго до наступления ночи они пересекли реку Санта Круз и встали лагерем неподалёку. Следующим утром Наичи и остальные апачи повели конфедератов через пустыню восточнее небольшого городка, что вырос вокруг станции дилижансов Сахуарита, милях в двадцати к югу от Тусона.
Около девяти часов следующим утром, Наичи подъехал на коне к Стюарту с широкой улыбкой на круглом лице с римским носом.
— Aqui estа, — сказал он, затем к собственному явному удовольствию, подобрал английское слово. — Здесь.
Стюарт поехал вместе с ним. Чем дальше он отъезжал, тем лучше это место выглядело. Оно не было похоже на узкую долину, куда за краснокожими не полезет ни один преследователь в здравом уме и рассудке, из опасения попасть в засаду. Однако оно также не было настолько широко, чтобы сделать засаду невозможной. Как верно сказал Джеронимо, он также нашёл место, где разместить конную артиллерию — невысокий подъём сбоку с хорошим обзором тропы, по которой, вероятнее всего придёт враг, но не сильно выдающийся на ландшафте, чтобы преждевременно привлечь внимание янки.
— Вода? — спросил он и потряс флягой.
— А. Agua. Si, — сказал Наичи. И agua нашлась — два ручья, как и обещал Джеронимо. Войска Стюарта могут без проблем прождать пару дней, пока апачи, что ушли в набег на Тусон, не приведут янки у себя на хвосте.
— Bien? — спросил Наичи. Он ухмыльнулся, вспомнив ещё одно английское слово. — Хорошо?
— Да. Si. — Стюарт не знал по-испански и дюжины слов, но это он знал. — Хорошо. Очень хорошо.
— Вот она! — Теодор Рузвельт вскинул правую руку в некоем подобии театрального жеста, который для него казался естественным. — Вот она, прямо впереди — Земля Обетованная!
Возможно, никто и никогда прежде не называл Форт Бентон Землёй Обетованной. Однако он был столь же дорог Рузвельту, как земля Израиля была дорога евреям. К тому же Самовольный полк Рузвельта блуждал по бюрократическим пустошам; не сорок лет, что пришлось пережить последователям Моисея, конечно же, в грохочущем, механизированном, современном мире девятнадцатого века всё двигалось гораздо быстрее. Недели, которые ушли на то, чтобы добровольцев приняли, длились очень долго.
Позади Рузвельта бойцы Самовольного полка радостно закричали. Многие из них, как и их полковник, были рады, наконец, стать Добровольцами армии США. Другие же (возможно, отчасти те же самые), обрадовались собраться около города, поближе ко всем удовольствиям, что тот мог предложить. Рядом с ранчо Рузвельта они жили жизнью, мало чем отличавшейся от монашеской.
— Земля Обетованная! — снова выкрикнул Рузвельт и его бойцы закричали ещё громче. Он с огромным удовлетворением кивнул и снова заговорил, на этот раз гораздо тише: — Если хочешь что-то сделать, чёрт возьми, сделай сам.