Солдаты, стоявшие на кирпичных стенах Форта Бентон, глазели на приближающийся кавалерийский полк. Рузвельт видел их вытянутые руки, указывавшие на облако пыли, в котором ехали кавалеристы. Он пока находился слишком далеко, чтобы разглядеть удивление на их лицах, или слышать их возгласы, но он обладал богатым воображением, чтобы восполнить этот недостаток.
Неподалеку от форта имелся участок ровной земли, где Седьмой пехотный обычно отрабатывал маневры. Рузвельт повёл Самовольный полк прямо туда.
— Стройся! — выкрикнул он и горнисты повторили приказ.
Он убедился, чтобы его бойцы отрабатывали это движение каждый день всего путешествия вдоль Миссури от ранчо в окрестностях Хелены до Форта Бентон. Сейчас они провели его безукоризненно. Рузвельт улыбался от уха до уха. Пускай, единственной деталью формы на них были красные повязки на рукавах, но он превратил их в солдат, а не в вооруженную банду.
— Если к двадцати двум годам я сумел привести в порядок кавалерийский полк, — со внезапной задумчивостью пробормотал он, — на что я стану способен, когда мне стукнет столько же, сколько подполковнику Уэлтону?
Но пока все эти годы лежали впереди. Он поехал к Форту Бентон, чтобы привести командующего гарнизоном регулярной армии на смотр Самовольного полка.
Генри Уэлтон оказал ему честь, встретив его на полпути. Сейчас на Рузвельте был полковничий мундир. Тем не менее, он первым отсалютовал Уэлтону, после чего заметил, что на погонах строевого офицера тоже красовались орлы, а не серебряные дубовые листья, что он носил прежде.
— Мои поздравления, полковник Уэлтон! — воскликнул Рузвельт.
— Это вы виноваты, полковник Рузвельт, — с улыбкой ответил Уэлтон, возвращая воинское приветствие. — В военном министерстве приняли вас полковником добровольцев США, поэтому мне присвоили на временной основе то же звание, причём я оказался на пять минут старше вас.
— Как я и говорил при нашей первой встрече, так и должно быть, — сказал Рузвельт.
— И я солгал бы вам, если бы сказал, что вы неправы, — произнёс Уэлтон. Рузвельт кивнул; он не мог не одобрять человека, который знал себе цену. Уэлтон продолжил: — А теперь, ради всего святого, давайте взглянем на тех, кто поднял столько шума.
— С огромным удовольствием, сэр. — Полковники бок о бок подъехали к полку, который вырастил Рузвельт. Они уже почти подъехали, когда Рузвельт, невольно засомневавшийся, произнёс: — Сэр, даже после формального включения в состав армии США, не могли бы мы по-прежнему сохранять наименование «Самовольный полк»? Полагаю, это имело бы благотворное влияние на мораль бойцов.
— Почему бы и нет, — ответил Уэлтон. — Если смотреть с точки зрения англичан, мы — самовольная страна, разве нет? Формально, у нас тут Первый монтанский добровольческий кавалерийский полк. Поделать с этим я ничего не могу. Неформально, что ж, пока всё остаётся неформально, никто не станет возражать, как вы себя зовёте. Во время Войны за Сецессию немало полков, даже рот, имело свои прозвища, которые известны лучше, чем их официальные именования.
Рузвельт начал было говорить ещё что-то, но оборвал себя, поскольку Уэлтон уже подъехал к бойцам, которые, как один, отсалютовали ему. Генри Уэлтон с серьёзным видом объезжал отделение за отделением. Он не был офицером кавалерии, но его смотр показался Рузвельту столь же тщательным, как и допрос, которому подвергся он сам. Уэлтон оценивал солдат столько же, сколько Рузвельт жил, и знал, что делает.
На мгновение он озадачил командующего Самовольным полком, когда, вместо того, чтобы ехать между рядами, он проехал сквозь один из них, после чего осмотрел Винчестер одного бойца, седло другого, поясной патронташ третьего. Затем просветление настигло Рузвельта столь же внезапно, как оно настигло апостола Павла на пути в Дамаск.
— Полковник Уэлтон, если бы вы спросили, то я сказал бы, что не ставил своих лучших людей впереди, как нечестный бакалейщик кладёт несколько хороших фруктов поверх множества плохих.
— Если бы я спросил, полковник Рузвельт, уверен, вы сообщили бы мне то же самое, неважно, было бы это правдой или нет. — Уэлтон смягчил свои слова обезоруживающей улыбкой. — Лучше я сам посмотрю. Если у вас есть такая возможность, вам тоже следует всегда смотреть лично. Если не взять это за привычку, вас постигнет разочарование именно тогда, когда вы меньше всего сможете себе это позволить.
— Благодарю вас, сэр. Я запомню. — Одним из главных принципов Рузвельта было делать всё, по возможности, самому. То, что ветеран придерживался того же, лишь укрепило этот принцип в сознании Рузвельта.