В воздухе воняло дымом и смертью. Сколько народу оказалось погребено под завалами, созданными обеими сторонами? Каким бы ни было это число, оно немалое. Шлиффен никогда не нюхал вонь поля битвы настолько плотную. Отчасти это было вызвано невыносимой погодой, ускорявшей разложение. Но, в основном это было вызвано тем, что битва слишком долго продолжалась без продвижения, достойного упоминания.
Мимо прошли несколько пар санитаров-носильщиков, выносивших с поля битвы раненых солдат северян. Пара раненых лежала без движения, повязки на их головах и телах пропитались ярко-красным. Другие кричали и ругались. Они испытывали сейчас самые жуткие муки, но, скорее всего, именно у них шансы на выздоровление были выше.
Мимо с воем пролетели снаряды конфедератов. Лейтенант Крил рухнул на землю до того, как они разорвались, прижавшись к груде кирпичей, некогда бывших частью какой-то шикарной прибрежной конторы, магазина или гостиницы. Точно так же поступил Шлиффен. Не было ни малейшего намёка на трусость в том, чтобы укрыться от осколков, безжалостно убивавших любого человека. К тому же, это не его война.
Он решил, что артиллеристы конфедератов целились в своих противников из США. Как часто бывает на войне, целились они абы как. Снаряды упали неподалёку от санитаров. Раздались новые крики, кричали раненые, которых уронили, и санитары, получившие ранения.
— Твари, — проговорил лейтенант Крил. Его мундир был запачкан грязью. Ещё больше грязи было у него на лице.
— Не думаю, что их целью было навредить этим людям, — сказал Шлиффен.
— Всё равно, твари, — ответил на это Крил. Сейчас он выглядел не настолько юным, как в момент, когда Шлиффен впервые с ним познакомился. — Хочу, чтобы все эти суки-повстанцы передохли.
Его ярость предоставила Шлиффену возможность, которую он уже не ждал обрести. Немецкий военный атташе, офицер генерального штаба до мозга костей, он уже давно придумал, что делать, если такая возможность у него появится. Он ни секунды не раздумывал, приводя этот план в действие, и сказал:
— Тогда идём вперёд, к самой передовой, и тогда сможем увидеть падение врага.
Крил был отважен. Это Шлиффен уже заметил. А теперь у него и кровь кипела. Он кивнул.
— Ладно, полковник, так и сделаем. Жаль, у меня не Спрингфилд, а только этот чёртов револьвер в кобуре. Иначе у меня была бы возможность самому кого-нибудь подстрелить.
Будучи нейтральной стороной, Шлиффен вообще не носил никакого оружия. Острого недостатка в нём он не ощущал. К США он испытывал чуть большую симпатию, чем к КША, поскольку был приписан к армии США, и совершенно отчётливо симпатизировал Соединённым Штатам, поскольку Конфедеративные Штаты состояли в союзе с Францией. Впрочем, ни то ни другое не вызывало у него желания самому стрелять в конфедератов.
Он и лейтенант Крил вместе прокладывали путь по изрытым воронками и заваленным обломками улицам. Солдаты, закатав рукава рубах, кирками и лопатами расчищали путь, чтобы свежие войска и боеприпасы двигались вперёд, а раненые уходили в тыл.
Фьють! Не успел Шлиффен среагировать, как над его головой просвистела пуля и врезалась в какие-то обугленные брёвна. Арчибальд Крил повернулся к нему и ухмыльнулся.
— Не забывайте, именно этого вы и хотели.
— Да, я помню, — спокойно произнёс Шлиффен и продолжил путь.
Окопы начинались задолго до передовой. Вообще-то, Шлиффен и Крил прошли много окопов, с тех пор, как оказались в Луисвилле, но те, что находились ближе к Огайо, было трудно заметить, поскольку огонь артиллерии их практически уничтожил. На эти окопы тоже падали снаряды, но он пока ещё держали форму.
— Вы бы, ребята, следили за собой, — сказал мрачный небритый солдат, когда Шлиффен и Крил прошли мимо него. — У повстанцев там в одном из домов снайпер, и он чертовски хорош. Пока ещё никому не удалось его вычислить, но за сегодня он уже прострелил головы троим парням.
Чем ближе подбирался Шлиффен, тем глубже становились окопы. Они не помогли тем троим упомянутым невезучим солдатам, но обеспечивали их товарищам хоть какую-то защиту. Германский военный атташе размышлял, перекатывая под ногами битые кирпичи. Французы могли держаться за город зубами и когтями точно так же, как вели себя здесь конфедераты. Если они будут той же бульдожьей хваткой держаться за несколько городов, как армия может надеяться победить их, не будучи сама порезанной на ремни?