К сожалению, поставить этот вопрос было легче, чем ответить на него.
— Кажется, мы на месте, — заметил лейтенант Крил. Единственный признак, по которому Шлиффен мог судить о правоте офицера, было то, насколько настороженными выглядели стрелки, а также то, что вперёд от поперечного окопа не вело ни одного соединительного хода.
— Где конфедераты? — спросил Шлиффен.
— Если высунешь голову, то увидишь их позиции ясно, как днём, ярдах в пятидесяти впереди, — ответил другой солдат, который выглядел так, словно провёл тут не несколько дней, а несколько месяцев. — Конечно, если высунешься, то и они тебя заметят и тогда паре наших придётся волочь тебя к Огайо на своих двоих. — Он осмотрел Шлиффена. — Ты самый старый рядовой, что я когда-либо видел.
— Я — германский военный атташе, я здесь за тем, чтобы изучить, как вы сражаетесь на этой войне, — пояснил Шлиффен.
— А, ясно. — Солдат понимающе кивнул. — Вот почему этот малыш-лейтенантик вокруг тебя скачет, а не наоборот.
Ни один немецкий офицер не стал бы терпеть подобную дерзость, пусть и не направленную лично на него. Крил лишь ухмыльнулся, пожал плечами и принял застенчивый вид. Шлиффен уже понял, что в Америке стандарты дисциплины были низкими. Он слышал, что к КША это относилось в большей степени, нежели к США. Если так, ему было интересно, имелись ли у конфедератов вообще хоть какие-то стандарты дисциплины.
Он пожал плечами. За вычетом статистических данных, стандарты дисциплины в американских войсках, что в США, что в КША, не были его заботой — если только они не заставляли людей хуже сражаться. По причинам, которых он пока не мог понять, дело заключалось не в этом. Будь так, местные солдаты не вели бы себя столь храбро и стойко в битве, которая проходила в условиях более ужасных, чем те, что были знакомы ему в Европе.
И, вот, когда он оказался на передовой, чтобы посмотреть, как они сражаются, он, подобно человеку, который занял места в первых рядах театрального зала, заметил, что оказался слишком близко к действию, чтобы как следует его рассмотреть. По правую сторону ружейная стрельба, до того бывшая умеренной, внезапно участилась. Он не мог посмотреть, что там происходит, если только не хотел быть убитым. Он мог лишь слушать.
— Думаю, они нас немного отбросили — произнёс солдат, что говорил до этого. — Надеюсь, они за это дорого заплатили.
— Думаю, вы, скорее всего, правы, — сказал Шлиффен — его собственный слух оставил у него такое же впечатление. Но, если бы он хотел следить за битвой только при помощи слуха, то остался бы на индианской стороне Огайо. Он повернулся к лейтенанту Крилу. — У вас есть хоть какое-нибудь представление о том, сколько убитых и раненых у конфедератов, в сравнении с вами?
— Никак нет, полковник, — ответил Крил. — Единственный, кто знает об этом наверняка — это Каменная Стена Джексон. — Он осёкся. — Нет, он тоже не знает, ведь ему известны только свои потери, а не наши.
— Да. — Шлиффен скрыл ироничное веселье. Лейтенант Крил был наивен. Газеты США сообщали цифры потерь армии Уилкокса. Шлиффен мог бы поспорить, что газеты Конфедерации то же самое писали об армии Джексона. Настырные офицеры в Филадельфии, Ричмонде и, разумеется, в Лондоне, Париже, Берлине, Вене и Санкт-Петербурге были ознакомлены о ситуации с обеих сторон. Равно как и сами Уилкокс и Джексон. Если армия Огайо скрывала цифры, можно было предположить, что они были не в её пользу.
Мрачный солдат вторил его мыслям:
— Тот, кто в такой битве идёт вперёд, похоже, несёт большие потери. Вот, почему я надеюсь, что повстанчики там получили по полной, — сказал он.
Шлиффен кивнул. Он уже замечал в Европе, что солдаты на передовой развивали у себя инстинктивное понимание того, как идут дела, и какая тактика работает, а какая нет. Похоже, по обе стороны Атлантики происходило одно и то же.
— Возвращаемся, — сказал он лейтенанту Крилу. — Я уже достаточно здесь увидел.
— Не высовывайтесь и берегитесь снайперов повстанцев, — произнёс солдат, что с ними разговаривал. — Эти твари своё дело знают.
Направляясь на север к реке, Крил искал укрытие каждый раз, когда слышал артиллерию. Однако пули он игнорировал, продираясь вперёд с высоко поднятой головой. Шлиффен гадал, как это называть — отвагой или бравадой? Он понимал разницу между столкновением с опасностью и поиском её. Многие офицеры, особенно, молодые, не понимали.