Когда Шлиффен размышлял о военной карьере кайзера, то всегда удивлялся, поскольку Вильгельм впервые пошёл в бой в составе прусских марионеточных войск, воевавших под командованием Наполеона, когда этот век был ещё молод.
— Сколько из ныне живущих могут заявить о том же? — пробормотал Шлиффен. Впоследствии Вильгельм сумел привести Пруссию к величию, знал, когда убедить брата отказаться от трона объединённой Германии после революций 1848 года, и знал, как принять этот трон поколение спустя.
С портрета кайзера взгляд Шлиффена ненадолго упал на небольшой фотоснимок красивой молодой девушки — единственная сентиментальная деталь, которую он позволил себе в помещении, в остальном остававшемся полностью деловым. Анна была его кузиной, а четыре прекрасных года ещё и женой. За девять лет, прошедших с её смерти при родах, он нашёл, что ему проще заботиться о Германии, нежели о каком-то простом человеческом существе.
Он окунул ручку в чернила и дописал последние предложения доклада, над которым работал. Накарябав подпись в самом низу, он сверился с карманными часами — начало одиннадцатого. В десять тридцать у него назначена встреча в военном министерстве.
Как всегда пунктуальный, он сделал запись в журнале в коридоре, отметив время своего ухода с точностью до минуты. Когда он покидал посольство, часовые у входа отсалютовали ему. Он чётко ответил им воинским приветствием.
Он прошёл полквартала на северо-восток по Массачусетс, свернул на Вермонт[22], которая по диагонали пересекала квадратную разметку Вашингтона, и вела прямо к Белому Дому и военному министерству, расположенному чуть западнее. Гражданские махали ему, ошибочно принимая его светло-синий мундир за форму армии США. Американские солдаты совершали ту же ошибку и салютовали ему.
Он проигнорировал эти ошибочные приветствия, как игнорировал большую часть контактов с людьми. Затем толстяк на пони, который, казалось, с трудом выдерживал его вес, распознал мундир.
— Ура кайзеру! — крикнул этот парень и коснулся поля шляпы. Шлиффен ответил на это вежливым кивком. Кайзер был популярен в Соединённых Штатах, не в последнюю очередь благодаря тому, что сумел разбить Францию.
На всех углах стояли мальчишки, раздававшие газеты. Заголовки вопили о грядущей войне. Взгляд Шлиффена переместился на холмы Арлингтона, что на противоположной стороне Потомака. Почти весь вид закрывали здания, но он знал, они там. Ещё он знал, что Конфедеративные Штаты установили орудия там, и на всех прочих высотах южного берега реки. Если начнётся война, Вашингтон будет страдать.
Солдат на улицах было больше, чем обычно, но не слишком много. В отличие от Германии, в Соединённых Штатах не было закона о воинской повинности, вместо этого они рассчитывали на добровольцев, которыми с объявлением войны доукомплектовывали относительно небольшую профессиональную армию. Шлиффена этот факт поразил, как нечто близкое к безумию, пусть даже Конфедерация использовала ту же систему. Банды — презрительно подумал он. Банды с винтовками, вот кем они станут.
Военное министерство представляло собой четырёхэтажное здание с входным портиком на два этажа, украшенным полудюжиной колонн. По мнению Шлиффена, подобное отлично смотрелось бы в каком-нибудь провинциальном городке, но никак не в столице государства. Американцы годами говорили о постройке чего-нибудь получше — говорили, но денег не тратили. И всё же, солдаты на посту у входа были вымуштрованы почти так же хорошо, как часовые у входа в немецкое посольство.
— Да, полковник, — произнёс один из них. — Генерал ожидает вас, так что следуйте за Вилли. Он вас отведёт.
— Благодарю, — сказал Шлиффен. Солдат по имени Вилли провёл его в кабинет на третьем этаже, где выполнял свои обязанности главнокомандующий армией США.
— Guten Tag, Herr Oberst[23], — произнёс адъютант генерала, яркий молодой капитан по имени Сол Берриман.