На мгновение перед глазами Стюарта промелькнуло нечто маленькое, яркое и цветастое, словно бриллиант. Оно вперило в него на пару секунд взгляд своих блестящих чёрных глаз, затем упорхнуло прочь с невероятной скоростью и под совершенно невероятным углом.
— Колибри! — поражённо проговорил он. Разумеется, в Вирджинии он видел колибри, привычных краснозобых архилохусов; в Эль Пасо водились другие, их он видел мельком, как они кружились с цветка на цветок, словно пчёлы-переростки. Но таких, с фиолетовым хохолком и блестяще-зелёным зобом, он прежде не встречал. Он задумался, какие ещё неизвестные создания водятся в этих горах.
Похоже, он проговорил эту мысль вслух, поскольку майор Селлерс хрюкнул смешок.
— Ну, во-первых, апачи, — сказал он.
Он снял с лошади седло и уложил его на круглый бурый камень, затем принялся чистить лошадь. Как и для любого другого кавалериста, лошадь для него была всегда на первом месте.
К Стюарту подошёл разведчик.
— Сэр — заговорил он. — Там впереди есть тропа, похоже, апачи использовали её какое-то время назад. Вдоль неё валяется награбленное у мексиканцев — одёжка, сёдла, мешки из-под муки ну и типа того. Впрочем, ничего из этого нельзя назвать свежаком. Похоже, они прошли этой тропой в иное время, когда ходили в набег по окрестностям. Впрочем, это также может означать, что мы к ним приближаемся.
— Может быть, — произнёс Стюарт, рассматривая вершины впереди. Некоторые из них до сих пор освещало солнце, хотя долина утонула в тени. Где-то там, среди этих хребтов, апачи шпионили за его лагерем, хотя у него самого не имелось ни малейшей надежды засечь их. Индейцы, вплоть до последнего человека, обладали очень острым зрением. А ещё они имели и отлично умели пользоваться подзорными трубами, забранными у армии США. Они могли знать, что он намерен делать, лучше него самого.
Едва эта мысль посетила голову Стюарта, как Горацио Селлерс разразился серией злобных ругательств. Стюарт повернулся кругом.
— В чём дело, майор? — поинтересовался он.
— Седло пропало, мать его, — ответил Селлерс. — Я положил эту хреновину на камень, прямо сюда, — указал он, — и вот, пропало.
Действительно, пропало.
— Вы его там положили, — сказал Стюарт. — Я сам видел. Теперь его там нет.
Его слова указывали на очевидное.
— Это сукино отродье не могло же само встать и уйти, — сказал Селлерс. — Если найду ублюдка, что его упёр, заставлю пожалеть, что на свет родился. — Он пристально оглядел развеселившихся солдат, что наблюдали за ним и прислушивались. Стюарт подозревал бы их тоже — он их и подозревал. Любой солдат, который не захотел бы подшутить над своим командиром, стал бы первым такого рода на его памяти.
Один боец указал на кусок кустарника из карликового дуба, высотой по пояс, стоявший на границе света костра.
— Сэр, это не ваша сбруя?
Взгляд Селлерса проследовал за вытянутым пальцем кавалериста.
— Моя, господи! — прорычал он. — Как, мать вашу ети, она там оказалась? — Он развернулся к ближайшему кавалеристу. — Так, выкладывайте. Кто из вас, мерзких подлецов, его спёр?
Вместо того, чтобы признаться, солдаты всё отрицали, причём каждый следующий делал это яростнее предыдущего. В своё время Стюарт наслушался немало лжи от множества солдат. Как и всё прочее, иногда она была хорошей, иногда плохой, иногда никакой. Либо эти люди являлись весьма талантливыми лжецами, либо…
— Майор, велика вероятность, что вам говорят правду.
— Так точно, сэр! — Майор Селлерс стал смирно настолько утрированно, что знак уважения стал издевкой. Он чётко развернулся и зашагал к седлу. Подобрав его, он издал вскрик, скорее изумлённый, нежели яростный.
— Ах ты ж, сука! Вы это видели?
Несколько человек, включая Стюарта, сказали: Нет. Многие добавили: А что там? или аналогичное.
— Броненосец. — Селлерс стоял на месте с седлом в руках и чрезвычайно дурацким выражением лица. — Должно быть, я положил его — он взвесил седло — сверху не на камень, а на здоровенного чёртова броненосца. Он только что смылся в кусты.
Стюарт не без удовольствия произнёс:
— Седло не могло взять и уйти само по себе, ага? А на этот раз оно, блин, так и поступило.
Селлерс отнёс седло обратно к лошади и с огромной осторожностью уложил его на ровный чистый участок земли. Эта осторожность на всю оставшуюся ночь не уберегла его от безжалостных подколок со стороны солдат Конфедерации. Стюарт внёс в эти подколки и свою долю, может даже чуть больше. Если шныряющие вокруг апачи, где бы они ни были, смогли понять, из-за чего тут шум и гам, возможно, они тоже поржали.