Похоже, Либби достала эту мысль прямо из его головы.
— Этот дурацкий пехотный полковник считает, будто должен получить больше заслуг за битву при Тетоне, Оти, — сказала она. — Не представляю, почему, но он определенно так считает. Каждый хочет получить часть той славы, которая целиком принадлежит тебе.
Что бы она ни думала о недостатках Кастера (а она редко воздерживалась от того, чтобы изложить ему своё мнение), она, как и он, была полна решимости выжать всё возможное из его достоинств.
— Я до сих пор убеждён, и останусь убеждён, что мы в равной степени хорошо действовали бы против британцев, как с орудиями Гатлинга, так и без них, — сказал он. — Я знаю, Том поддержал бы меня. Святый Боже, если бы он мог это сделать! Хотелось бы, чтобы этих дурацких штук на поле боя вообще не было, тогда и повода для споров не появилось бы.
— Конечно же, — успокаивающим голосом проговорила Либби. Затем её брови, тонкостью и изяществом которых она гордилась, нахмурились. — Хотелось бы, чтобы и этого полковника Рузвельта на поле боя тоже не было. Он украл изрядную часть славы, которая, в противном случае, досталась бы тебе.
— Я об этом думал, — сказал Кастер, — и пришёл к выводу, что это не имеет значения.
— Как это — не имеет? — возмущённо воскликнула Либби. Он кивнул, пусть и едва заметно; ему удалось отвлечь её от его недостатков. Она продолжала: — Как ты можешь говорить, что это не имеет значения, когда он владеет тем, что должно быть твоим?
— Потому что, владеет он там чем-то или нет, как он может этим воспользоваться? — сказал Кастер. — Он — полковник добровольцев, чей полк был уволен со службы в армии США, поэтому повредить моей военной карьере он не может. К тому же, он — щенок двадцати трёх лет от роду, поэтому он не может быть моим соперником на политическом поприще, в силу его возраста Конституция запрещает ему участвовать в подобных мероприятиях. Ч. Т. Д., как говорили мои наставники в постижении таинств геометрии.
— Может, всё и так, — сказала Либби, затем неохотно добавила: — Полагаю, всё так. Тем не менее, я крайне рада, что он уехал из Форта Бентон. Говори о нём, что пожелаешь, но амбиций у этого человека хватит на сотню Генри Уэлтонов. Опровергни, если сможешь. — Её подбородок демонстрировал неповиновение.
— Пусть имеет столько амбиций, сколько пожелает, — сказал Кастер. — Его желания не могут посягать на мои.
Её голос практически перешёл в шёпот.
— Считаешь, ты можешь выдвинуться в президенты? Думаешь, тебя выдвинут в президенты?
— Могу, — ответил он. — Джексон смог, Гаррисон смог, Тейлор смог. Уинфилд Скотт тоже смог, пусть и проиграл выборы.
— Любой, кто через год выйдет против Блейна, не проиграет, — сказала Либби.
— Да, я тоже так считаю, — согласился Кастер. — Моё выдвижение зависит от того, смогу ли я оставаться в поле зрения публики с сего момента и до выборов, а также от того, согласятся ли лидеры партии, чтобы моё имя было озвучено на съезде.
— И любая слава, какую ни обрёл Рузвельт за твой счёт, делает оба этих события менее вероятными, — указала ему Либби. — Вот. Видишь? Ты противоречишь сам себе. — Она приняла победоносный вид, словно это она изгнала вторгшихся британцев.
Не успел Кастер ответить, как в дверь его квартиры постучали. Сквозь вой ветра раздался голос солдата:
— Приветствия от полковника Уэлтона, генерал, не желаете ли вы со своей дамой присоединиться к нему за ужином?
— Да, мы придём, — сказал Кастер, после чего обратился к Либби: — Утеплись, моя дорогая, посмотрим, что повара сделали на, или с, ужином. — Её пальто было сделано из ангорской овцы, очень тёплое. Его собственное, сделанное из буйволиной шкуры, не менее хорошо послужило ему в походах.
Тем не менее, едва он вышел из квартиры, первый ужасающий вдох ледяного воздуха едва не проморозил его насквозь через лёгкие. Он застучал зубами. Мгновением позже он услышал, что у Либби тоже зуб на зуб не попадает.
Вокруг него вился снег, превращая в приключение даже короткую прогулку до офицерской столовой. Дорога была трудно различима, поскольку ставни столовой, как и везде в Форте Бентон, были заперты, чтобы удерживать тепло. Кастеру пришлось искать защёлку наощупь. Лишь когда он открыл дверь, жёлтый свет лампы осветил бесконечные завихрения снега, и не успел он её открыть, как изнутри раздались крики: Закройте!.