Блейн побагровел. Его крупный нос картошкой был краснее всего остального лица.
— Их требования возмутительны, невозможны! — выкрикнул он, словно находился на трибуне, а не у себя в кабинете. — Как я могу уступить столь крупную часть своего родного штата захватчикам? Как я могу попустительствовать приобретению Конфедерацией земель, на которые она не имеет прав?
— Если бы вы своевременно уступили Сонору и Чиуауа, то сейчас не теряли бы Мэн, — сказал Шлиффен. — Вы проиграли войну. Vae victis, как сказал Бренн римлянам, что он разбил.
Блейн зыркнул на него.
— Римляне, в конце концов, разбили галлов, так что это горе побеждённым применилось к завоевателям. Мы тоже ещё можем сражаться.
Шлиффен печально покачал головой.
— Нет, ваше превосходительство, только не в эту войну. Вы проиграли.
Курд фон Шлёцер добавил:
— Причиной нашего опоздания, господин президент, стала крупная демонстрация социалистов, которая вынудила искать объезд.
Лицо Блейна потемнело ещё сильнее.
— Социалисты! — сказал он таким тоном, словно произносил грязное ругательство. — Большинство из них, это не что иное, как предатели Республиканской партии.
— Возможно и так, — сказал Шлёцер. — Впрочем, согласитесь, ваше собственное политическое будущее они оставили более… неопределённым, чем до раскола в вашей партии?
Теперь Блейн услышал грубую правду и от германского атташе, и от посла.
— Вы приближаетесь к краю, сэр, — прорычал он. Шлёцер сидел невозмутимо, дожидаясь более внятного ответа. Наконец, явно ненавидя каждое сказанное слово, Блейн произнёс: — Возможно, вы правы.
Именно этого ответа и ждал Шлёцер.
— Не имея ныне никакой надежды, и потому не имея страха, ваше превосходительство, не можете ли вы действовать как бескорыстный государственный деятель и от всего сердца послужить нуждам своей страны? У вас есть возможность, господин президент, редкая для выборного чиновника возможность, поступить так как надо, не принимая во внимание вашу собственную будущую политическую выгоду, потому что у вас быть её уже не может.
Если бы Блейн не находился в том же помещении, Шлиффен улыбнулся бы. Шлёцер не мог бы потребовать от президента Соединённых Штатов более разумного и логичного образа действий. Вопрос лишь в том, могли ли разум и логика всё ещё пронять Джеймса Г. Блейна.
Шлиффен добавил пару слов от себя:
— Если вы поступите иначе, ваше превосходительство, страдания вашей страны только увеличатся. Сердцем вы должны понимать, что это так.
И вновь Блейн долго молчал. Наконец, он очень медленно повторил:
— Возможно, вы правы. — Он испустил протяжный судорожный выдох. — Заключить мир с врагами моей страны, это как заглянуть в собственную могилу. Но, как вы и сказали, я уже труп, так какая разница, как меня похоронят?
— Подумайте о своей стране, — сказал Шлёцер.
— Подумайте о будущем, и о том, что ваша страна и моя могут сделать для него, — сказал Шлиффен. Блейн кивнул.
Филандер Сноу сплюнул бурую струю в сугроб того, что носило одинаковое с ним имя (сноу — снег по-английски). Пару дней назад Теодор Рузвельт перелистнул календарь с марта на апрель. Он уже видывал весенний снег в штате Нью-Йорк; вид снега в Монтане его не воодушевлял, но и не удивлял.
Его разум имел привычку забегать вперёд к тому, что будет в будущем.
— Нужно начать посевную, как только сможем, Фил, — сказал он. — Сезон созревания у нас будет недолгим — он никогда и не бывает долгим, не в этих местах — но в этом году он будет ещё короче. Всё должно быть готово к работе, как только позволят условия.
Сноу снова сплюнул.
— Будет, полковник. — Он взял привычку именовать так Рузвельта с тех самых пор, как его босс освободился от командования Самовольным полком. Будучи демобилизованным из армии США, формальных прав на такое обращение Рузвельт более не имел. Следующий раз, когда он сделает своему помощнику по ранчо замечание по этому поводу, станет первым.
— Это хорошо, Фил. Именно это я и хотел услышать, — и добавил, наверное, уже в сотый раз: — Я знаю, что могу положиться на тебя. Если у кого-то и имеются какие-то сомнения — которых у меня не было — то после того, как ты с другими работниками, кто не присоединился к моему полку, управился с урожаем прошлой осенью, я этому кому-то пущу пулю между глаз.