— С вашей стороны это было бы глупо, полковник. Мы решили, что это самое малое, что в наших силах, глядя, как вы со своим Самовольным полком делаете всё, чтобы помешать этим сраным аглицким ублюдкам прийти сюда и всё спалить. — Сноу снова выпустил струю табачной жижи. — Спросить можно?
— Можешь спрашивать, — сказал Рузвельт. — Не обещаю, что отвечу.
— Справедливо. — Сноу кивнул. — Тута по округе шепчутся вовсю, мол, вы продадите енто ранчо и вернётесь в Нью-Йорк делать всякую политику. Правда это, иль брехня?
— Я бы с радостью вернулся в Нью-Йорк делать там политику, — ответил Рузвельт. — Проблема лишь в том, что по закону, чтобы заседать в Ассамблее Штата, я должен достичь двадцатипятилетнего возраста. Я достаточно взрослый, чтобы воевать за страну и командовать людьми в бою, но недостаточно взрослый, чтобы быть законодателем в своём штате.
— Бред какой-то, по-моему, — выразил мнение Филандер Сноу. — Хоть, разумеется, меня о том никто и не спрашивал.
— Может и бред, — сказал Рузвельт, — но таков закон штата. Посему, я останусь здесь, на территории Монтана, на ранчо, по крайней мере, на какое-то время. — Он изо всех сил старался говорить легкомысленно, словно это ничуть его не заботило. Внутри он кипел от беспокойства из-за того, что непостоянная публика забудет его прежде, чем он достигнет того возраста, когда сможет предложить себя для её одобрения.
— Что ж, я мощнецки рад это слышать, — сказал Сноу. — Мощнецки рад. Я был рад своему месту здесь, и меня выбесило бы искать новое из-за того, что вы решили всё тут продать того лишь ради, чтоб уехать на восток и там говорить людям враки до конца дней своих.
— В этом, по-твоему, и есть суть политики? — требовательным тоном спросил Рузвельт. Помощник по ранчо кивнул, не раздумывая. Вздохом Рузвельт выпустил в холодный воздух облако пара.
— Даю тебе твёрдое слово: я всегда буду говорить людям только правду.
— Я такое слыхал много от кого, — задумчивым тоном проговорил Сноу. — Может, вы и правду говорите, полковник. Вообще-то, я даже Иисусу молюсь, чтобы было так. Но не удивлюсь так, чтоб из подштанников выпрыгнуть, если узнаю, что это не так.
— Я всегда буду говорить людям только правду, — повторил Рузвельт. — Всегда. В этом во мне не сомневайся, Фил; я каждое слово говорю всерьёз. Ты прав, когда утверждаешь, что американский народ уже слыхивал слишком много лжи.
Сноу склонил голову набок, и прежде чем ответить, какое-то время изучал Рузвельта.
— Это ребяческое обещание, полковник. Возможно, в том, что парню необходимо достичь двадцати пяти, чтобы избираться, и есть резон. Вы становитесь старше и начинаете понимать, что между чёрным и белым есть изрядная прослойка серого.
— Тот, кто единожды увидит серое, будет видеть серое всё время. — Теодор Рузвельт презрительно вскинул голову. — Тот, кто видит серое, никогда не увидит ни чёрного, ни белого, даже когда они там есть. Именно это, я считаю, определяет любого вашего типичного политика тютелька-в-тютельку. Возможно, однажды я стану политиком, я бы соврал, если бы сказал, будто мне не нравится эта затея, однако, какая бы память ни осталась обо мне в истории, там не будет сказано, что я типичный.
Филандер Сноу вновь одарил его оценивающим взглядом, подчёркивая его очередным бурым пятном на белом под ногами.
— Не знаю никого, кто бы вас так назвал. Может, как-то иначе, но не так.
— Надеюсь, никого и нет, — сказал Рузвельт. — Легко забываются даже те, кто в своё время был велик. Кто сейчас вспомнит деяния Лисандра или Фридриха Барбароссы?
— Уж точно, блин, не я, — мгновенно отозвался Сноу.
— Именно так, — сказал Рузвельт. — Именно так. Я хочу, чтобы моё имя жило, стало достоянием на все времена. — Сноу и о Фукидиде никогда не слышал, поэтому Рузвельт не стал объяснять, откуда взял последнее выражение. Но, пусть даже помощник на ранчо и не слышал о нём, многое из того, что греческий историк говорил о войне между Афинами и Спартой, с таким же успехом можно было сказать и о современной войне между США и КША. Как Спарта получала помощь от персов против Афин, которые, в противном случае, были бы сильнее, так и Конфедеративные Штаты получали помощь от Англии и Франции, чтобы сломить Соединённые Штаты, которые среди них двоих были больше, богаче и многолюдней.
— Попутного вам ветра, босс, — сказал Сноу. — Пойду, проверю скотину. — Он поплёлся к хлеву, его ботинки скрипели при каждом шаге по насту, образовавшемуся с последнего снегопада.