— И хрен ли с этого будет мне толку? — спросил шахтёр. — Они там слушают только ублюдков с деньгами.
— Нет, — возразил Рузвельт. — Там слушают ублюдков с голосами. И попомните мои слова, сэр: они из кожи вон вылезут, лишь бы не допустить революции. Человек способен на многие удивительные свершения, если все остальные варианты для него будут хуже. Вот на это вы можете рассчитывать.
— Линкольн говорил то же самое, а вы собирались его повесить, — сказал шахтёр.
— Линкольн на словах обещает полюбовное разрешение конфликта, но сам в него не верит, — сказал Рузвельт. — А я верю.
Шахтёр оценивающе оглядел его сверху донизу.
— Простите меня за мои слова, но есть, блин, огромная разница между тем, что полагает какой-то щенок, который какое-то время побыл полковником кавалерии и тем, что исходит из разума мужика, который был президентом Соединённых Штатов и всю свою жизнь пытался помочь маленьким людям, трудящимся людям.
Какой-то щенок, который какое-то время побыл полковником кавалерии. Щёки Рузвельта покраснели, а уши занялись пламенем. Теперь он понимал, что вслед за наименованием герой обычно следует уточнение прошлых времён.
— Линкольн — это прошлое. Я — будущее. А социализм, сэр, социализм — это путь к разрухе, — с яростью проговорил он.
Если это и впечатлило шахтёра, человека, который был как минимум вдвое старше него, то виду тот не подал.
— Разговоры стоят дёшево, — произнёс он. — Когда станете того же возраста, что и Линкольн сейчас, обернётесь и глянете на дела свои, тогда и узнаете, доросли ли вы до этого уровня. Как по мне, это маловероятно.
— Я приму эту ставку и попытаю удачу, — сказал Теодор Рузвельт. — И есть одна вещь, которую сделал Линкольн и которую я, клянусь Господом Всемогущим, я никогда не сделаю.
— Ага? — Шахтёр рассмеялся. — И что же это?
— Если мне выпадет шанс сразиться с Конфедеративными Штатами Америки, я никогда не проиграю им войну, — пообещал Рузвельт. Шахтёр снова рассмеялся. Рузвельту было плевать.
Генерал Томас Джексон только что приговорил последний кусок жареного цыплёнка на тарелке и вытирал пальцы, когда в дверь его дома в Ричмонде постучали.
— Кто бы это мог быть? — не без раздражения проговорила его жена. — Я надеялась на тихий вечер дома. С тех пор как война на столь долгий срок отняла тебя от семьи, думаю, я имею право провести с тобой дома несколько тихих вечеров.
— Тогда, будем надеяться, это заблудший странник в поисках дороги, — сказал Джексон. — Но если не так, Мэри, на то тоже воля Божья.
В гостиную вошёл дворецкий Кир.
— Генерал Джексон, сэ', сенатор Хэмптон говорит, желает беседовать с вами, — доложил раб.
— Хэмптон? — Брови Джексона поползли вверх. Поднялся и он сам. — Разумеется, я с ним увижусь. Ты впустил его в прихожую? — Кир кивнул. Джексон двинулся в этом направлении. — Впрочем, не могу взять в толк, чего, во имя всего святого, он от меня хочет.
Когда он оказался в прихожей, Уэйд Хэмптон III поднялся с дивана, чтобы пожать ему руку.
Уэйд Хэмптон III (1818–1902) — аристократ и плантатор. В реальности также был сенатором от штата Южная Каролина и заседал в Конгрессе, правда, США. Будучи одним из крупнейших плантаторов и рабовладельцев Юга, после Реконструкции вступил в группировку т. н. Искупителей — белых расистов, боровшихся за восстановление своей власти на Юге.
Сенатор из Южной Каролины был на пять-шесть лет старше Джексона, дородный но статный, лысеющий, с аккуратной бородкой, когда-то русой, а теперь большей частью седой, и роскошными усами. Они были знакомы с Джексоном более двадцати лет с тех самых пор, как бывший плантатор командовал кавалерийской бригадой у Джеба Стюарта.
Когда с приветствиями было покончено, когда Хэмптон отказался от еды и напитков, уроженец Южной Каролины закрыл обе двери в гостиную, предварительно глянув туда-сюда по прилегающим помещениям, дабы убедиться, что поблизости никто не шастает. Завершив это крошечное мелодраматическое представление, он сказал:
— Я должен заручиться вашим словом, генерал, что, во что бы то ни стало, всё, о чём мы с вами будем этим вечером говорить, останется между нами.
— Что ж, сэр, это зависит от ситуации, — произнёс Джексон. — Ежели вы подразумеваете измену правительству Конфедеративных Штатов, боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
Произнёс он эти слова в шутку, с лёгким добродушием. Последнее, чего он ожидал от Уэйда Хэмптона, так это гримасы, будто тот только что получил огнестрельную рану.
— Измена правительству Конфедеративных Штатов — не одно и то же, что измена Конфедеративным Штатам, — с расстановкой проговорил Хэмптон. — В этом я убеждён до самой глубины своей души. Коли вы не согласны, скажите сразу, и я пожелаю вам доброго вечера и попрошу прощения за беспокойство.