— Блейн позволит войне продолжаться, — весьма уверенно произнёс Эдгар Лири. С тех пор, как в Морнинг колл вышли его статьи о коррупции при восстановлении Сан-Франциско, его поведение изменилось. Теперь, похоже, он ощущал себя мужчиной среди мужчин, а не щенком. Для подобной новообретенной самоуверенности у него имелись причины; благодаря тем статьям, несколько достопочтенных людей теперь занимали крохотные помещения со скудным убранством и неприглядными видами. Он продолжил: — Он тупил всю дорогу в течение этого бардака. С чего бы ему теперь измениться?
Никто с ним не спорил. Часы в редакции и снаружи пробили семь.
— Осталось меньше получаса, — пробормотал Херндон. — Так или иначе, грядёт большой сюжет.
— Ублюдки, — тихо произнёс кто-то. Клеменс задумался, кого имел в виду этот парень — врагов Соединённых Штатов или администрацию Блейна. Мгновение спустя, он понял, что проклятье может включать обоих.
В семь девятнадцать застучал телеграфный аппарат.
— Рановато, — отметил Эдгар Лири. — Это повстанчики зарядили пушки или Блейн пошёл на попятную? Я ставлю на повстанчиков.
Однако телеграмма исходила из Филадельфии. Клэй Херндон, который, так уж вышло, оказался ближе всех к аппарату, читал знаки Морзе, слово за словом, по мере того, как они отпечатывались на ленте, будто их набрали шрифтом Гарамонд четырнадцатого кегля.
До появления шрифта Таймс в 1932 году, шрифт Клода Гарамонда (XVI век) считался наиболее легко читаемым ввиду его схожести с каллиграфическим курсивом.
— Президент Блейн принимает ультиматум Конфедерации, — сказал он, а затем продолжил под радостные вскрики: — Далее следует полное заявление президента Блейна.
— Читай, Клэй, — сказал Сэм. — Читай. Послушаем, как он всё это выставит в положительном свете.
Он вскорости о том пожалел, поскольку речь Блейна более пространной, чем он ожидал. Однако ни он, ни кто бы то ни было ещё в редакции Морнинг колл не прерывал репортёра, озвучивавшего слова, выходившие под стук приёмного аппарата:
— Не видя надежды на успешное применение нашего оружия против врагов, кои окружили нас и несправедливо объединились против нас, в сей час я принуждён уступить требованиям, воздвигнутым на Соединённые Штаты со стороны Конфедеративных Штатов, Великобритании и Франции. Я поступаю так с крайне тяжёлым сердцем и осознавая, что все иные пути ещё хуже. Сия капитуляция представляет собой уместную возможность предстать в смирении и молитве перед Господом Нашим, который рассудил нас так. Мы все уповали, что год, истекший лишь недавно, завершится на сцене победы нашего правого дела, но Всевышнему было угодно иное. Нам не дозволено пытаться избежать решения Небесного, которое предписывает страдания, как для народов, так и для отдельных людей. Наша вера и неотступность от неё должны быть проверены, и наказание, пускай оно и кажется ужасным, принесёт соответствующие плоды, ежели мы примем его со смирением. Поэтому вполне естественно, что мы должны обратиться к единственному Дарителю побед и, смирившись перед Ним, должны молиться, дабы Он укрепил нашу уверенность в Своей могущественной силе и праведном суде. Тогда мы, несомненно, сможем довериться Ему, дабы Он выполнил Свое обещание и защитил нас. Исходя из этой веры и с этой целью я, Джеймс Г. Блейн, президент Соединенных Штатов, объявляю сегодняшний день, субботу, двадцать второй день апреля, в качестве дня поста, уничижения, молитвы и памяти, и настоящим я приглашаю достопочтенное духовенство и народ Соединенных Штатов вернуться в места поклонения, смириться пред всемогущим Господом Богом и молиться о Его защите и благосклонности к нашей любимой стране и о том, чтобы мы могли быть спасены от наших врагов и от руки всех, кто нас ненавидит. И я также призываю и поручаю гражданам Соединенных Штатов отмечать двадцать второе апреля каждого последующего года как день уничижения и памяти, дабы бесславное поражение, которое мы претерпели в этот день, никогда не забылось в умах упомянутых граждан до тех пор, пока, по милости Божией, оно не будет отомщено во сто крат.
Телеграфный аппарат затих. Несколько человек вздохнули. Сэм заметил, что оказался не единственным, кто задержал дыхание до самого конца.
— Ну и ну, кто бы мог подумать? — произнёс Клэй Херндон. — Даже Джеймс Г. Блейн способен прочитать огненное послание на стене, лишь бы только буквы были достаточно крупные.
Библ. Мене, текел, фарес — ты был взвешен, оценён и сочтён легковесным.