Пароходы Конфедерации отличались от пароходов США не только по названиям. Ни на одном судне Соединенных Штатов не было вооруженной охраны, удерживавшей часть экипажа от побега. Приём, оказанный в Сент-Луисе недавно сбежавшим чернокожим, был бы не теплее, чем во всех остальных Соединённых Штатах, но это не мешало некоторым из них попытать счастья.
Дуглас со смесью гордости и досады наблюдал, как Колокол свободы причаливал рядом с конфедератским судном, большим пароходом с колёсами по бортам, носившим имя Н. Б. Форрест. Освобождённый раб гадал, что чувствовали его сородичи, ходя на судне, названном в честь торговца человеческой плотью, который также зарекомендовал себя во время войны, как успешный офицер.
Один охранник на борту Форреста наблюдал, как причаливает Колокол свободы, заметил Дугласа, стоящего на верхней палубе. Он вытаращился на цветного, который, по его мнению, должен был находиться не на верхней палубе, а на главной, где пассажиры нижнего класса и члены команды расстелили свои матрасы. Дуглас неприятно улыбнулся ему. Охранник находился достаточно близко, чтобы заметить, что эта улыбка была неприятной. Он оскалился в ответ и сплюнул бурую от табака жижу в такие же бурые воды Миссисипи.
Напротив Колокола свободы и парохода Конфедерации причалил Шайло, один из многих речных мониторов, сделавших Сент-Луис своим портом приписки. Броня канонерки из тёмного железа и её функциональный дизайн резко контрастировали с яркой краской, позолотой и великолепной деревянной резьбой в стиле рококо Н. Б. Форреста.
В толпе, ожидавшей на вершине пологой дамбы, когда сойдут пассажиры Колокола свободы, находилась небольшая группа негров, одетых почти так же, как Дуглас — несомненно священнослужителей, с которыми он должен был встретиться. Он поспешил в каюту забрать саквояжи. По трапу он спустил их сам. Хотя носильщики — большинство из них были иммигрантами из Восточной Европы — с охотой помогали путешествующим с ним белым, прислуживать негру они зачастую не желали. Как же быстро они выучили правила земли, на которую прибыли в поисках свободы — думал Дуглас с горечью, хоть и зарубцевавшейся, но от этого не менее истинной.
Священники, напротив, были рады освободить его от ноши.
— Благодарю, дьякон Янгер, — сказал он, пожимая всем руки. — Благодарю, мистер Таулер.
Своего рода пасхальное яйцо — некто Таулер по кличке «Дьякон» был одним из первых чернокожих, успешно игравших в профессиональной лиге по американскому футболу, а после завершения спортивной карьеры уехал в Калифорнию и служил пастором в альма-матер Тертлдава.
Рад видеть вас, джентльмены — и вас тоже, конечно же, мистер Басс, я ни в коем случае не помышлял забыть о вас — видеть вас снова. Прошло четыре или пять лет с тех пор, как я последний раз имел удовольствие встречи с вами, так ведь?
— Чатыре года, миста Дуглас, — ответил на это дьякон Дэниэл Янгер. — И эт' уж точно, удовольствие снова вас видеть, честь по чести. — Как и его товарищи, Янгер был человеком образованным. Он хорошо писал, насколько было известно Дугласу. Его грамотность и словарный запас были на высоком уровне. Но он, подобно Таулеру и Бассу, сохранил в своей речи рабские интонации.
Негритянский говор самого Дугласа был менее заметен; будучи мальчишкой он учился манерам речи белых у дочери своего хозяина. За прошедшие годы он неоднократно видел, как это вынуждало людей, что белых, что чёрных, относиться к нему более серьёзно. Он считал этот навык одновременно и удачей, и несчастьем.
— Идёмте с нами до кареты, — произнёс Вашингтон Таулер. — Отвезём вас в отель Плантатор, что на Ч'твёртой улице. Там известно о вашем прибытии, и вас ждут. — Этими словами он обозначил, что отель не будет шуметь по поводу негра, занявшего один из его номеров на несколько дней. Впрочем, Дуглас, конечно же, был не просто негром, а одним из самых известных негров, какими только могут похвастаться Соединённые Штаты.