— Ведёте вы себя не как старик, мистер Линкольн, — сказал Гейб Хэмилтон. Это была проницательная реплика, достаточно проницательная, чтобы вынудить бывшего президента благодарственно склонить голову. Большинство людей бездумно говорило: Вы не старик, мистер Линкольн, и неважно, насколько очевидной была эта ложь. Хэмилтон продолжил: — Не так уж и много людей, вдвое моложе вас, сэр, у кого настолько прогрессивные взгляды на то, что нужно делать трудящимся нашей страны, дабы их голос был услышан.
— Я считаю, всегда считал, неправильным, когда один человек говорит другому: Пеки хлеб на своём поту, а я его съем, — сказал Линкольн. — Это простой здравый смысл; кто бы ни сочинил басню о маленькой рыжей курочке, дело он знал.
К его удивлению, по щеке Джульетт пробежали две слезы.
— Это была любимая сказка Генриетты, — сказала она, протирая глаза фартуком. — Она умерла от дифтерии, когда ей было четыре, а ещё одного ребёнка мы завести не смогли.
— С дифтерией в этом городе проблемы, — сказал Гейб Хэмилтон так, словно мысли о болезни позволяли ему не думать о мёртвом ребёнке. — Хотел бы я, чтобы узнали, откуда она берётся.
— Да. Скорблю вместе с вами. — Линкольн лишился младшего сына, Тэда, незадолго до поражения в Войне за Сецессию. Одна боль наложилась на другую, и вынести её оказалось очень тяжело.
— Впрочем, говорили мы не об этом, — сказала Джульетт, чётко нацеленная на то, чтобы оставаться весёлой. — Мы говорили о вашем отпуске и насколько сейчас уместный момент, чтобы вы смогли отдохнуть после тяжких трудов.
— Да, я его получил, — сказал Линкольн. — Не то, чтобы я сильно его хотел, но получил. В конце концов, вам даже получилось усадить меня на маленький поезд до Большого Соленого Озера, а это поистине необыкновенное место, коль скоро оно способно удержать на плаву эту старую костлявую тушу, и оно с этим справилось со всей уверенностью. В любой другой благопристойной воде я тону, как камень.
— В Юте всё идёт вопреки, — сказал Гейб Хэмилтон, на что Линкольн мог лишь кивнуть.
— Я полагал, раз один ботинок жмёт, то и второй тоже, и мормоны провозгласят о выходе из Союза, если именно это было у них на уме, когда они отрезали самих себя от остальных штатов, — сказал он.
— Я тоже думал, что они так поступят, — сказал Хэмилтон. — Возможно, когда дело доходит до драки, им не хватает духу.
— После своего краткого знакомства с ними, могу сказать, что мормонам хватает духу практически на всё, — ответил на это Линкольн. — Вы видели заметку в Пчеле насчёт бала завтра вечером в Народном Доме? Десять долларов с джентльмена с одной женой, а за остальных жён сверх первой по два доллара за голову. — Многожёнство захватило его внимание точно так же, как оно захватило внимание безбожников Юты.
— Подобные представления были более распространены во времена Бригама Янга, нежели сейчас, — сказал Хэмилтон. — И цена сейчас великовата, могу предположить, они собирают деньги на оружие и юристов, или на и то и другое. Не думаю, что они восстанут и отделятся, нет, не думаю; уж слишком долго они ждали. Ежели я правильно понимаю Джона Тейлора, он добивается принятия Юты, как штата, на своих условиях — он позволит флагу развеваться, если Вашингтон оставит в покое многожёнство и позволит ему не пускать сюда безбожников, дабы их голоса не перевесили голоса мормонов. Можно сказать, в составе Соединённых Штатов, но не вместе с ними.
— Вы имеете в виду, они воспользуются для сегрегации некоторой части белых теми же законами, какими сейчас пользуются некоторые штаты для сегрегации негров, — сказал Линкольн. — У меня даже почти возникло искушение поддержать их усилия в этом направлении, хотя бы для того, чтобы в результате целый блок законов, давно изживших себя, был окончательно отвергнут.
— Я лишь предполагал, напоминаю вам, — сказал Хэмилтон. — Желаете, чтобы я сводил вас в воскресенье в Скинию, дабы вы послушали, что вожди мормонов говорят своей пастве?
— Лично мне было бы весьма интересно и послушать, и посмотреть, — ответил Линкольн. — Они так легко относятся к тому, что безбожники приходят и смотрят их службу? Мы можем всё это проделать, не вызывая трений?
— Это вообще не проблема, — заверил его Гейб. — В Скинию может войти любой. Они считают, что любой, кто придёт посмотреть, может в итоге обратиться, в этом они тоже правы. Вот, когда достроят Храм, там, как я слышал, будет священная земля, и безбожникам заходить внутрь будет нельзя.