Выбрать главу

— Генерала хочешь видеть? — спросил один, широко распахнув серые глаза. Он повернулся к товарищу. — Эб, этот старый пыльный ниггер хочет видеть генерала.

Оба солдата грубо расхохотались.

— Ага, но желает ли генерал видеть старого пыльного ниггера? — поинтересовался Эб. Это тоже показалось им смешным.

— Меня зовут Фредерик Дуглас, — с ледяной яростью прогрохотал Дуглас. — Меня попросили приехать сюда и написать статью об этой армии и штурме ею Луисвилля. Статья, которую я думаю написать в данный момент, не представит вас двоих в выгодном свете, уж за это можете ручаться.

Тон его голоса явил чудо, какого не смогла явить внешность — часовые принялись обращаться с ним, как с человеком, а не как с негром. Тот, который не был Эбом, исчез в палатке и вышел оттуда вместе с нарядным молодым капитаном.

— Мистер Дуглас! — произнёс тот с широкой улыбкой на лице. — Так рад вас видеть. Меня зовут Оливер Ричардсон, адъютант генерала Уилкокса. — Он с демонстративным удовольствием пожал руку Дугласу. — Надеюсь, вам не составило труда найти штаб?

— Не составило, — ответил Дуглас. Всё, что он мог бы к этому добавить, он оставил при себе. Насколько он понимал, его трудности вполне могли быть заслугой Ричардсона. Ему встречалось немало белых, которые были дружелюбны с ним глаза в глаза, но стоило ему отвернуться, называли ниггером.

— Позвольте отвести вас к генералу, мистер Дуглас, — сказал Ричардсон. — Уверен, наши люди отнесут ваш чемодан в палатку, куда вас разместили.

— Сэр, нет такой палатки, — сказал тот часовой, что не Эб. — Учитывая, что мы не знали, что этот… приятель приедет.

— Тогда поставьте её, — огрызнулся капитан. Мгновение спустя, он вновь стал само дружелюбие. — Прошу за мной, мистер Дуглас.

Дуглас пошёл. Бригадного генерала Орландо Уилкокса он обнаружил заваленным горами бумаг, эту сцену помнил ещё в штабах во время Войны за Сецессию. Он задумался, как генералы вообще воевали; похоже они были слишком заняты заполнением форм и рапортов, чтобы найти на это время.

Уилкокс был пухлым мужчиной, лет на шесть-восемь моложе Дугласа, с высоким лбом, выглядевшим ещё выше из-за отступивших к затылку волос.

— Мистер Дуглас! — воскликнул он, с нескрываемым облегчением откладывая ручку в сторону. — Хвала Господу, что вы сумели присоединиться к нам до начала великой битвы.

— Я тоже об этом переживал, — сказал Дуглас, — зная, насколько быстрота является жизненно важной составляющей военного искусства.

— Мы не столь быстры, чем могли бы быть при иных обстоятельствах, слишком много добровольцев, из которых следует исткать полотно строевой армии, — сказал Уилкокс. — Однако процесс соединения нитей основы и утка проходит хорошо, и я всё ещё всецело уверен, что Господь дарует нашему оружию и нашему праведному делу победу, которую они заслуживают.

— Да будет так, — согласился Дуглас. — Однако, ежели простите мне высказывание о материях, в которых я увлечённый любитель, а вы со всех сторон профессионал, эти речи весьма походят на те, что было слышно в штабе генерала Макклеллана во время Войны за Сецессию. Господь, как говорят, имеет привычку помогать тем, кто помогает себе сам.

Капитан Ричардсон бросил убийственный взгляд на Дугласа, отчего тот внезапно стал ещё более уверен в том, что офицер был причастен к возникшим у него трудностям. Генерал Уилкокс этого взгляда не заметил.

— С готовностью вас прощаю, как требует того от меня долг христианина, — ответил он. — Однако если бы вы знали, сколько часов я провёл на коленях в молитве, моля Господа дать мне ответы на загадки этой кампании, то меньше сомневались бы в правоте моих действий.

Дуглас не имел ничего против силы молитвы — наоборот. Впрочем, ему бы хотелось, чтобы генерал Уилкокс также рассказал о том, сколько часов он провёл, изучая карты, изучая позиции противника на той стороне Огайо, и рассылая шпионов, дабы те изучили их получше.

— Дело докажет правоту моей стратегии, — заявил Уилкокс.

— Очень хорошо, сэр, — ответил Дуглас. Как он и говорил, сам он не солдат. А Орландо Уилкокс был убеждён в своей правоте… так или иначе.

Филандер Сноу свесился с борта Корзинки, чтобы сплюнуть.

— Шесть дней в пути! — сказал он. — Считайте, спина моя окаменела почти так же, как те кости, что прохвессора выкапывают из земли.

— Если бы моя задняя часть настолько окаменела, — сказал Теодор Рузвельт, — я не смог бы её чувствовать, а я определенно её чувствую. Однако шесть дней активной езды вымотали бы нас точно так же, и мы можем везти на повозке больше припасов. К тому же, Форт Бентон не может быть слишком далеко, с учётом того, что Грейт-Фоллс мы проехали позавчера.