Нил Гейман
Как Маркиз вернул своё пальто
Portrait of Mr. Gaiman by ZacharyFeore
Прекрасное пальто. Просто замечательное. Единственное в своём роде. Это из-за него Маркиз Карабас оказался теперь прикован к столбу посреди круглой комнаты, глубоко под землёй, а вода тем временем поднималась всё выше и выше. Пальто имело тридцать карманов: семь заметных, девятнадцать потайных, и ещё четыре даже самому Маркизу не всегда удавалось обнаружить.
Однажды (к столбу с цепями, круглой комнате и прибывающей воде мы ещё вернёмся) Маркизу Карабасу досталось от Виктории — «досталось», пожалуй, сильно сказано, хотя и не без некоторых на то оснований — увеличительное стекло. Чудесная вещица: золочёная, изукрашенная, с цепочкой, херувимчиками и гаргульями; и не простая лупа — сквозь это стекло любой предмет выглядел прозрачным. Где Виктория его взяла, Маркиз понятия не имел, но он-то стянул у неё стёклышко в счёт платы, которую не получил в условленном размере: в конце концов, нелёгкая была работёнка — отыскать в том самом Замке дневник того самого Слона и ускользнуть с этим дневником целым и невредимым. Так вот, Маркиз спрятал волшебную лупу в один из тех четырёх невидимых карманов, да так потом и не нашёл.
Пальто Маркиза было сшито из кожи цвета мокрого асфальта в полночный час. Кроме карманов, у пальто имелись великолепные рукава, внушительный воротник и большая шлица, а самое главное — стиль.
Некоторые утверждают, что человека делает одежда; в общем-то, они не правы. Но когда мальчишка, будущий Маркиз, впервые примерил пальто и увидел себя в зеркале, плечи его развернулись, вся осанка изменилась; глядя на своё отражение, он ясно понял, что хозяин такой вещи — не просто юнец, мелкий воришка, торгующий одолжениями. Пальто было ему тогда ещё великовато, и он с улыбкой припомнил картинку из книжки: кот, стоящий на задних лапах, очень довольный собой, в красивом наряде и огромных, на зависть, сапогах. Тогда он выбрал себе имя.
Без сомнения, такое пальто мог носить только Маркиз Карабас. Хотя он никогда не знал точно, куда ставить ударение, и говорил то так, то эдак.
Воды было уже ему по колено, и он подумал: «Этого бы не случилось, будь на мне моё пальто».
Такой плохой недели у Маркиза Карабаса ещё не выдавалось, и перспективы тоже были не радужные. Правда, он успешно вернулся с того света, и перерезанное горло быстро заживало. Даже появившаяся хрипотца в голосе, можно сказать, ему шла. Тут он был в выигрыше.
Но вообще-то в смерти хорошего мало, даже если потом оживёшь, и хуже всего, что его пальто пропало.
От Сточного народа толку было не добиться.
— Вы продали мой труп, — сказал Маркиз. — Это бывает. Но вы и вещи мои продали. Будьте добры вернуть. Я заплачý.
Данникин из Сточного народа пожал плечами.
— Продали, — ответил он. — И тебя продали. Проданного не вернёшь. Так не делается.
— Речь идёт, — уточнил Маркиз Карабас, — о моём пальто. Я твёрдо намерен получить его обратно.
Данникин опять пожал плечами.
— Кому вы его продали? — допытывался Маркиз.
Житель сточных труб не ответил. Он вообще как будто не слышал вопроса.
— Могу вам предложить духи, — сказал Маркиз терпеливо, хотя разговор его порядком раздражал. — Восхитительные, изумительные, потрясающие ароматы. Только для вас.
Данникин бесстрастно уставился на Маркиза. Потом провёл пальцем поперёк горла. «Что за манеры, ни капли изящества», — подумал Маркиз, но вопросы задавать перестал. Ясно, что Сточные ничем ему не помогут.
Маркиз отправился на поиски чего-нибудь съестного. Нынешний Плавучий рынок расположился в галерее Тэйт, а прилавки с едой — в зале прерафаэлитов. Почти все торговцы уже свернули свой товар. Только печальный человечек продавал какую-то колбасу, и в углу, под картиной Берн-Джонса, изображающей стайку девушек в воздушных платьях на золотой лестнице, притулился Грибной народ со столами, стульями и жаровней. Маркиз уже пробовал колбасу у печального человечка, а наступать на одни и те же грабли было не в его привычках. Он направился к прилавку Грибного народа.
За прилавком стояло трое: двое юношей и девушка, одетые в старые дафлкоты и шинели — списанные армейские излишки. От них пахло сыростью. Они смотрели исподлобья и щурились, как будто свет резал им глаза.
— Что продаёте? — спросил Маркиз.
— Гриб. Гриб на гренках. Гриб сырой.
— Мне на гренках, — заказал Маркиз, и худенькая, бледная, как остывшая овсянка, девица отрезала ломтик от гриба-дождевика размером с хороший пень. — И прожарьте хорошенько, — велел он ей.