Микромил же прибыл на поле боя один-одинешенек, с пустыми руками; был у него в кармане маленький рубин, который собирался он противопоставить колоссу.
Рассмеялся Гигациан, увидев это.
— Да что же скажет такая крошка? — спросил он. — Чем может быть ее знание против этой бездны мышления галактического, рассуждения туманностного, где солнца с солнцами мыслями обмениваются, гравитация мощная их подкрепляет, взрывающиеся звезды замыслам блеск придают, а межпланетная тьма усиливает рассуждения?
— Вместо того чтобы свое хвалить да хвастаться, приступай лучше к делу, — ответил на это Микромил. — Или знаешь что? Зачем же нам эти свои создания спрашивать? Пускай они сами с собой поведут беседу соревновательную! Пускай мой гений микроскопический сразится с твоим звездотитаном на ристалище этого турнира, где щитом будет мудрость, мечом же — мысль проворная!
— Пусть будет так. — согласился Гигациан.
И отошли они от созданий своих, чтобы те одни на поле боя остались. Покружил-покружил во тьме рубин красный над океанами пустоты, в которых горы звезд плавали, над телом светящимся, неизмеримым, и запищал:
— Эй ты, не в меру большой, нескладеха огненный, черт те что несоразмерное, да можешь ли ты вообще хоть что-нибудь подумать?!
Лишь через год дошли эти слова до мозга колосса, в котором небосводы, соединенные искусной гармонией, вращаться начали, и удивился он тогда словам дерзким и захотел увидеть, кто же это смеет к нему так обращаться. И начал он поворачиваться в ту сторону, с которой задали ему вопрос, однако прежде, чем повернулся он, два года минули. Глянул он глазами-галактиками светлыми во тьму и ничего в ней не увидел, ибо рубина там давно уже не было — он из-за спины его попискивал:
— Ну, и увалень же ты, звезднооблачный мой, солнцеволосый, ну и лентяй же ты, разлентяй! Чем головой крутить солнцекосмой, скажи лучше, сможешь ли ты два к двум прибавить, прежде чем половина голубых гигантов в твоей тупой башке выгорит и от старости погаснет?
Разгневали эти насмешки бесстыдные космотитана, и начал он поворачиваться как только мог быстрее, ибо из-за спины вопрос ему задали; и вращался он все резвее, и кружились вокруг оси его тела млечные пути, и с разгона свертывались в спирали дотоле прямые ветви галактик, и закручивались звездные скопления, становясь шаровидными массами, и все солнца и планеты от этой спешки закрутились, как волчки подстегнутые; но прежде чем он на противника глазищами засверкал, тот уже подтрунивал над ним с другой стороны.
Мчался смельчак-кристаллик все быстрее да быстрее, а космотитан тоже принялся кружиться да кружиться, но никак не мог за ним угнаться, хотя вертелся уже, как юла, и в конце концов так разогнался, с такой страшной быстротой начал вращаться, что ослабились путы гравитации, разошлись натянутые до предела швы тяготения, Гигацианом наложенные, полопались стежки электронного притяжения, и треснул вдруг и во все стороны разлетелся космотитан, спиральными галактиками-факелами круги описывая, млечные пути рассевая, и эта центробежная сила породила разбегание галактик.
Микромил потом говорил, что победил он, ибо космотитан Гигациана рассыпался, не успев ровно ничего произнести. Однако Гигациан возражает, что целью соперничества было измерение не скрепляющей силы, а разума, и надлежало выяснить, кто из их созданий умнее, а не кто лучше в целости удерживается. И что, поскольку это не имело ничего общего с предметом спора, Микромил обошел его и обманул позорно.
С той поры распря их еще усилилась. Микромил свой рубин ищет, который средь катастрофы куда-то запропастился, и все найти его не может, ибо куда ни посмотрит, увидит красный свет и сейчас же мчится туда, но это лишь свет убегающих галактик краснеет от старости, так что он снова ищет, и все напрасно. Гигациан же старается гравитациями-канатами, лучами-нитями лопнувшего своего космотитана сшить, вместо иглы применяя самое жесткое излучение. Но что он ни сошьет, все сразу у него лопается, ибо такова страшная сила раз начавшегося разбегания туманностей. И ни тот, ни другой не смогли у материи ее тайн выведать, хотя и разуму ее научили, и уста ей приделали, ибо, прежде чем дошло до решающего разговора, случилось то несчастье, что неразумные, в неведении своем, сотворением мира именуют.