— Оказывается, совсем не обязательно пить вино, чтобы ощутить себя молодым, — сказал я.
— Но мы же пили вино! — засмеялся Костя. Потом он вспомнил, что видел в магазине какие-то хитрые деликатесы, и умчался, попросив меня не отходить от телефона, потому что может позвонить друг.
— Звонил? — спросил он, когда, запыхавшись, вбежал в номер.
— Нет, не звонил.
По улице все так же медленно плыл туман, шел мелкий прямой дождь. Вершины сопок совсем скрылись в низких тучах. Костя не отходил от окна, надеясь увидеть друга, как только тот покажется на улице, чувствуя неловкость оттого, что столько времени он уделяет другу, Костя поворачивался ко мне.
— Представляете, мы жили в одном дворе, и его дом был как раз напротив нашего. По вечерам там всегда собирались доминошники… И, когда мы садились вместе, нас никто не мог высадить!
Мы с ним учились в одной школе, только он был на два года старше. Он был ужасно рыжим, а сейчас у него ни одной веснушки… И все зубы вставные. Я у него спрашиваю, когда ты успел так состариться? А он смеется. Он всегда смеется…
Знаете, это большое дело — иметь друга, к которому можно прийти, что бы с тобой ни случилось… Прийти и рассказать, не ожидая ни сочувствия, ни утешения, ни любопытства… Просто рассказать, и все.
Я хотел было включить свет, но Костя попросил меня не делать этого. Будто включить свет, до того как придет друг, будет каким-то предательством по отношению к нему.
Ожидание становилось для Кости невыносимым, и он вышел в коридор, прошелся несколько раз из конца в конец. Я слышал, как, проходя мимо нашей двери, он замедлял шаги, чтобы услышать звонок. Наконец, уже в девятом часу, Костя не выдержал. Он надел плащ, фуражку с длинным прямым козырьком и резиновые сапоги.
— Пойду встречу его, — сказал он. — А то еще в темноте гостиницу не найдет… Он остановился у какого-то сослуживца. Он здесь проездом…
Из окна я видел, как Костя, постояв несколько минут на крыльце, поднял воротник и решительно двинулся в темноту.
По радио передавали концерт для рыбаков дальних экспедиций. Передача называлась «Голоса родных и близких». Если бы не обращения: «Здравствуй, Петя», «Здравствуй, Миша», «Здравствуй, Ваня», — можно было бы подумать, что все время одна и та же женщина обращается к одному и тому же мужчине…
«У нас все хорошо… Скорее возвращайся… Удачного лова… Скучаю… Целую… жду…»
Где-то у самых американских берегов тоже плыл сырой туман, шел дождь и бородатые ребята ждали этого часа, чтобы услышать эту передачу. А здесь ждали их телеграмм, писем… И весь остров, вытянутый на сотни километров, напоминал большой корабль, на котором очень многие чего-то ждали…
Костя вошел, резко распахнув дверь. С его плаща стекала вода, фуражка промокла насквозь. Увидев, что в комнате темно, он не стал ничего спрашивать. Постоял, потоптался у порога и снова вышел.
Потом неожиданно вернулся.
— Я, наверно, выгляжу смешно, — сказал он, — но, знаете, я почти три года не видел ни одного человека, которого бы знал раньше. Как на другую планету попал. В общем-то, расстояние не ощущается, просто какая-то изолированность… Будто живу в своем городе, но только в районе, где никогда не был… А может, дело в другом… Может…
Он вышел, не договорив.
Я включил свет.
Накрытый стол сиял во всем великолепии. Казалось, он сам излучал свет. Оранжевыми искорками поблескивала красная икра. От морских гребешков шел яркий белый свет. Жестко, как хирургические инструменты, сверкала ресторанная посуда.
Костины шаги я услышал в коридоре. Он побежал еще на улице, когда увидел свет в окне нашего номера. Распахнув дверь, он остановился на пороге. Радость медленно сходила с его лица, хотя морщины, складки на лице все еще были расположены в виде улыбки.
— Ну что ж… Я думаю, нам надо выпить, — проговорил он устало. — Не пропадать же добру. — Костя как-то замедленно снял плащ, бросил его на спинку кровати, положил фуражку на батарею и присел к столу. Потом, заметив, что вода с плаща стекает прямо на одеяло, поднялся и повесил его на угол двери.
Я видел, что ему сейчас не до разговоров, но пить коньяк и молчать тоже никуда не годилось.
— Послушайте, Костя, как вы сюда попали? — спросил я.
— Как попал… Купил билет и прилетел.
— Зачем?
— А кто его знает… Хотя… Конечно, я знаю, зачем я сюда приехал. Мне нужно было знать, что я смогу сюда приехать. Я должен был доказать, что я смогу сюда приехать.