— Чего сколько?
— Денег сколько?
— Каких денег?
— Доктор, не надо притворяться.
— На оборудование, медикаменты и саму операцию потребуется 2 миллиона долларов.
Я еле удержала челюсть на месте. Два. Лимона. Долларов.
— Хорошо.
— У вас есть такие деньги? Вы можете отказаться от операции. Тогда ей понадобятся лишь некоторые лекарства и… собака-поводырь.
— Я сказал «Хорошо», значит «Хорошо».
— Как скажете, мистер Винчестер.
Удаляющиеся шаги доктора. Дин достал телефон и набрал какой-то номер.
— Джек? Привет.
— Привет Дин.
Я прекрасно слышала, что говорит Джек.
— Чем могу помочь?
— Нужно 2 лимона долларов.
— Ох… Ну я попробую…
— Перешерести все банковские карты Америки. Мне нужны 2 лимона долларов.
— А можно узнать, зачем?
— На лечение.
— Ты болен?
— Не я.
— Сэм?
— Нет. Девушка.
— Ты так ее любишь, что готов 2 лимона потратить?
— Я готов всю жизнь на нее потратить.
— Через 2 часа деньги будут на твоем счету.
— Спасибо, Джек.
— Все для тебя.
Я открыла глаза.
Дин сел на стул рядом с кроватью и взял меня за руку.
— Ты как, родная?
Его губы коснулись тыльной стороны моей ладони.
— Не называй меня так.
— Ты ведь ничего не знаешь. Я попозже расскажу. Так как ты?
— Я? Да ни че вроде. Что со мной?
Дин вздохнул.
— У тебя полная потеря зрения, рваная рана чуть ниже затылка, небольшие проблемы с позвоночником, сломана левая рука в двух местах, вывих правой ноги и перелом трех пальцев на левой ноге. Ну, и синяки.
А то думаю, че я пошевелиться не могу?! Я в гипсе вся!
— Зачем тебе 2 лимона долларов?
— Тебе на операцию по восстановлению зрения и на остальное лечение.
— Винчестер, ты с ума сошел?! Ты хочешь за решетку пожизненно?
— Только бы с тобой все было в порядке. На себя мне плевать.
— А ты обо мне подумал? Что будет со мной, если с тобой что-то случится?
— Тебе ведь все равно.
— Нет, Дин Винчестер. Ты смотрел видео?
Он кивнул. Потом спохватился и ответил «да».
— Что непонятного во фразе «Я люблю тебя, Дин Винчестер»?
Дин в ответ лишь нежно поцеловал меня в лоб.
— А теперь отдыхай.
— Дин.
— Ммм?
— Спасибо тебе.
— Я не мог иначе. Я ведь…
— Не продолжай.
— Ты же знаешь. Я не изменял тебе.
— Я знаю. Я слышу стук твоего сердца. Но ты…
— Я все расскажу. Только когда тебе станет лучше.
— Тогда, когда смогу смотреть в твои глаза и видеть, что ты не лжешь.
Дин ничего не ответил.
Через минуты моих губ коснулось его горячее дыхание.
— Я люблю тебя.
Винчестер поцеловал меня. Я, целуя его в ответ, подалась вперед. Позвоночник пронзило острой болью. Я откинулась назад, тяжело дыша.
— Я не хотел.
— Ничего страшного. Я еще не простила тебя.
— Я знаю. Но простишь. Обязательно. Ты не можешь иначе.
Удаляющиеся шаги. Хлопок двери.
Конечно, я прощу его. Я не смогу не простить. Я без него умру.
О том, какое сейчас время суток, меня извещал Дин. Он вообще не отходил от меня ни днем, ни ночью. Врачи поставили ему раскладушку в моей палате и разрешили спать здесь. Мы много разговаривали. Но о том, кто такая Эвалетт, он пообещал рассказать только после операции.
В тот день Дин разбудил меня легким поцелуем.
— Ммм?
— Доброе утро.
— Доооброе.
Я потянулась. Теперь позвоночник не болел. Ногу мне вправили. Только рука была по-прежнему загипсована.
— Зачем ты меня разбудил?
— У тебя через полчаса операция.
Настроение упало ниже плинтуса.
Все полчаса мы молчали. Почти.
— Скажи, а как это — вообще ничего не видеть?
— Закрой глаза.
— И?
— И все.
— Ты видишь темноту?
— Да. Абсолютную.
Пришел врач.
— Вы готовы?
Я кивнула. Сердце врача билось ровно. Значит, все будет хорошо. А вот сердце Дина колотилось, как бешеное.
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
Я нашла на кровати его руку и осторожно сжала.
— Да я и не волнуюсь.
— Я слышу твое сердце.
Дин вздохнул.
Врач предложил взять меня под руки, чтобы довести до операционной. Но Дин лишь хмыкнул. И в следующую минуту поднял меня на руки. Осторожно, чтобы не тревожить сломанную руку.
— Ты очешуел?
Я улыбнулась.
— Не возникай. Врач слишком тощий, чтобы вести тебя.
Я положила голову ему на плечо и одной рукой обняла за шею.
— Ты будешь рядом?
— Конечно.
Мы долго шли по коридорам, спускались по лестницам. У Винчестера даже дыхание не участилось.
Наконец, он прошептал.
— Пришли.
И поцеловал меня в лоб.
Через пару минут он посадил меня на кушетку.
— Не бойся. Я с тобой.
Врачи уложили меня, подложили под голову ватный валик. Дин стоял рядом и держал меня за руку.
— Сейчас будем вводить наркоз.
И мне в вену вошла игла.
— Дин… я отключаюсь…
— Я с тобой. Я люблю тебя.
Наркоз подействовал. Я провалилась во мрак.
***
В сознание я приходила постепенно. Тело понемногу возвращалось ко мне и работало вместе с мозгом. В горле была пустыня. Я пошевелила пальцами руки. Тут же их коснулся Дин.
— Ты меня слышишь?
Я сжала его пальцы.
— Врачи говорят, что тебе нельзя пить. Разрешили только губы мокрым полотенцем смачивать.
Я разомкнула губы. Винчестер осторожно коснулся их полотенцем.
— Лучше?
Я кивнула.
— Почему…
— У тебя повязка на глазах. И еще… В ходе операции… Ну, им это было необходимо. В общем, они постригли твои волосы.
— Сильно?
— Чуть ниже ушей. Ведь им нужно было работать с мозгом.
Мои волосы…
— Я протестовал. Но они сказали, что без этого никак.
Я молчала. Растишь вот так косу до задницы, а они их обхерачивают. Они мне еще заплатят за это.
— А так операция шла 7 часов. Прошла нормально. Я все время сидел в операционной. Было правда неприятно смотреть, как они ковыряются в твоих глазах и мозгу, но уйти я не мог. Ты просила.
Я улыбнулась.
— Который час?
— Сейчас вечер. 9 часов.
— А день какой.
— Эм… Врачи констатировали кому. С момента операции прошло…
— Сколько?
— Полгода.
— Что?!
Это я полгода на больничной койке валяюсь?! Это он полгода сидит около меня?!
— Дин… Какой ужас…
Мне хотелось заплакать.
— Нельзя.
— У меня из жизни выпало полгода…
— Ничего страшного. Некоторые по 10 лет в коме, и ниче. Встают и бегают.
— Какой месяц сейчас?
— Сейчас июль.
— Офигеееть. А число?
— Второе.
— Дин. Это ты все время сидел тут?
— Почти. Каждые три дня ходил домой, мылся, кормил Кроули и всю живность, рассказывал всему селу, как ты.
— И так полгода…
— Да.
— Мальчик мой… Ты изменился, наверное.
— Совсем чуть-чуть. Завтра увидишь.
— Всмысле?
— Завтра врачи снимут повязку. И завтра я расскажу тебе про Эвалетт. А послезавтра я заберу тебя домой.
Мы еще долго с ним разговаривали. Рука у меня полностью зажила. Так что целоваться, обнимая его за шею, можно было бесконечно.
Утром я проснулась от голоса врача. Тот увидел, что я вышла из комы и был несказанно рад.
— Как вы себя чувствуете?
— Великолепно. У меня ничего не болит. Шевелю всеми конечностями. Даже целоваться пробовала. А вы че пришли-то?
— Я зашел, как обычно, поменять повязку, измерить температуру и принести Дину поесть. А у вас изменился пульс, сердце бьется в обычном ритме и изменилась поза.
— Кстати, где Дин?
— Да вон, на раскладушке, спит еще.
— Он не спит.
— Откуда вы знаете?
— Я слышу его дыхание. Разве вы не слышите?
— Нет.
Это было странно. Зрение должно было вернуться. Значит, обостренные чувства должны уйти.