В общем, она когда заболела, думали, что быстро умрет. Долго ее лечили, все. И вот где-то за неделю, наверное, до смерти-то вызвали всех ее дочерей, сыновей. Все приехали. Вот. И что захочет она, например, то, что ей надо: то она киселя захочет, то фруктов каких-нибудь свежих... А где это все у нас возьмешь? Сидит, например, то ругает их, то что-нибудь еще, то в баню заставит нести, баню топить в полночь. В двенадцать часов только она начинает все справлять. Сыновей, дочерей, невесток... Плохо ей сильно было. А перед тем, как уже умереть, она стала кричать. Не могла умереть, кукарекала, кричала...
Потом сходили, земли-то принесли когда с росстани трех дорог, взяли намешали в стакан, она выпила. И тоже не помогло.
Потом залезли на крышу, венец подняли, потом только она умерла.
А потом в эту же ночь, когда похоронили, прошли поминки. И остались все ночевать. Сколько же? Что-то много детей... Тоже в двенадцать часов пришла: что-то не понравилось, стало быть, она что-то им говорила, что не надо было делать, или еще что... И они сделали не по ее, неправильно.
Потом и дед ее рассказывал:
— Лягу спать. В двенадцать часов дверь открывается. Хорошо так слышу! Она приходит.
— Ты что, дед, самовар-то не вскипятил? — На кухне тарелками брякает. Ходит, ругается.
И один раз сильно ругала его, что он испугался.
— Пойдем, дед, со мной! — Звала, стало быть, чтоб умереть, или как.
Он убежал, из дому убежал...
БАБА НЕХОРОШАЯ
У меня мачеха-то была баба нехорошая: дьявольщиной занималась. Про это все знали. А рядом с нами жил Костя Хромой, тоже этим делом занимался, но был послабже, поэтому и не дружили они промеж собой. Зло какое-то имели друг на дружку. Он ее побаивался.
И вот как-то я приезжаю в субботу домой с заимки, как это обычно было — в бане попариться. Да. Достал с полки шанежку мягонькую, налил молока и стал искать в шкафу свою ложку — у нас же у каждого своя ложка была. Пока ложку-то искал, обернулся к столу-то: ни шаньги, ни молока на столе. А она в сенях пол мыла, мачеха-то. Я ей:
— Куда же все это девалось?
— А что? Тебя черт притащит, да еще требуешь тут... То ему, другое!
Я обозлился, схватил ухват да ее в сенях-то и обуздал раз пять или шесть.
Ладно. Вечер настал. А спал-то я в телеге, в сарае. Собираюсь укладываться. И тут пошла у меня кровь носом, ртом!.. Рядом избенка Кости Хромого стояла, я и пополз к нему. В стену колочу кулаком.
— Кто там?
Ну, впустил он меня, я все рассказал. Он берет уголек и бросил его в стакан с водой — уголек сразу потонул.
— А-а-а. Это она тебя наказала. Она! Давай ладить. Я попил воды, ушел в телегу спать. Легко стало, успокоился. Утром она ходит по ограде, управлялася.
— Ну что? Куда сегодня пойдешь?
— А тебе какое дело? Пойду с ребятами гулять...
— Ну, гляди. — Сама в дом ушла.
...И вот пришли "госпожинки" — пост. (А она для вида соблюдала. Кулагу заварила). А меня перед тем Костя Хромой подзывает:
— Иди-ка к Кольке Семенычу, попроси у него собачьих хохоряшек штуки две, принеси.
Я пошел, взял, принес Косте. Он высушил, измял, пошептал и дал мне порошочек.
— Подсыпь-ка ей в кулагу, да сами-то не пробуйте!
Я с вечера обделал все. Она у окошка сидела, с бабами болтала языком.
Вот она нас накормила, сама села, куском макнула в кулагу и только надкусила — сразу на пол, пена изо рта, бить ее стало... Я выскочил, отца отправил, а сам боюсь. Побежал к Косте... Отец рассказывал: вот ее хлестало, ажно волосы на себе рвала...
Через два дня поправилась, встретила меня во дворе.
— Эх, и гад же ты!
— А ты-то кто? Зачем ты меня испортила?
И с тех пор она уже ничего не могла. Тут Костя-то и возвысился. А то ведь она сильней его была.
ИЗВИНИ, Я ВРОДЕ ПОПЫТАЛА...
У меня еще мать была жива, и отец. Было еще до армии, до кадровой... Ну да, где-то в тридцатом году.
Была у нас корова. А рядом тут соседка жила. Мать про нее все говорила:
— Она худая. Что бы она не натворила нам.
Я говорю:
— А что, мама?
— Она, — говорит, — хомуты надевает.
— Ну, да какие хомуты?
— А вот. Ты на нее шибко-то не ругайся, а то она может хомут надеть — пропадешь.
...Ну и вот. Эта корова, значит, вскором пришла: вымя все разнесло! Мать сразу видит: хомут надели. Корова зашла и сразу на пласт. Мать:
— Это она наделала! — И идет к ней. Приходит.
— Девка, ты это что же наделала у меня с коровой-то? Хомут надела?
Она туда, сюда:
— Ой, да верно, я попробовала на вашей корове, как получится.
— Да ты что? Ты у меня корову-то решила!