— Да этого золота во всякой помойной яме много!
— Что ты врешь?
— Никак нет, ваше превосходительство! Не я вру, а трактирщик; пусть покажет он то золото, что от. меня получил.
Сейчас принесли шкатулку, открыли, а она полнехонька костяшек.
— Как же, братец: ты платил золотом, а очутились костяшки? Покажи, как ты сделал это?
— Ах, ваше превосходительство! Ведь нам смерть приходит...
Глядят, а в окна и в двери так вода и хлынула; всё выше да выше, уж под горло подступает. "Господи! Что же теперь делать? Куда деваться? — спрашивает с испугу генерал. А матрос в ответ: — Коли не хотите тонуть, ваше превосходительство, так полезайте за мною в трубу.
Вот и полезли, взобрались на крышу, стоят и смотрят во все стороны: целый город затопило! Такое наводнение, что в низких местах совсем домов не видать, а вода прибывает да прибывает.
— Ну, братец, — говорит генерал, — верно и нам с тобой не уцелеть!
— Не знаю: что будет — то будет!
— Смерть моя приходит! — думает генерал, стоит сам не свой да богу молится.
Вдруг откуда ни взялся — плывет мимо ялик, зацепился за крышу и остановился на том месте.
— Ваше превосходительство, — говорит матрос, — садитесь скорее в ялик, да поплывем, может, и уцелеем, авось вода сбудет. Сели оба в ялик, и понесло их ветром по воде: день плывут, и другой плывут, а на третий стала вода сбывать, и так скоро — куда только она делась? Кругом сухо стало; вышли они из ялика, спросили у добрых людей, как слывет та сторона и далеко ль занесло их? А занесло-то их за тридевять земель, в тридесятое царство; народ все чужой, незнаемый. Как тут быть, как попасть в свою землю? Денег при себе ни гроша не имеют, подняться не на что. Матрос говорит: "Надо наняться в работники да зашибить деньжонок; без того и думать нечего — домой не воротишься.
— Хорошо тебе, братец! Ты давно к работе привычен, а мне каково? Сам знаешь, что я генерал, работать не умею.
— Ничего, я такую работу найду, что и уменья не надо.
Побреди в деревню и стали в пастухи наниматься. Общество согласилось и порядило их на целое лето: матрос пошел за старшего пастуха, а генерал за подпаска. Так-таки до самой осени и пасли они деревенскую скотину, после того собрали с мужиков деньги и стали делиться. Матрос разделил деньги поровну: сколько себе, столько и генералу. Вот генерал видит, что матрос равняет его с собою, стал на это обижаться и говорит:
— Что же ты меня с собою равняешь? Ведь я — генерал, а ты — все-таки простой матрос!
— Как бы не так! Мне бы разделить на трое: две части себе взять, а с вас и одной довольно: ведь я настоящим пастухом был, а вы — подпаском.
Генерал осерчал и принялся всячески ругать матроса, а матрос крепился-крепился, размахнул рукой, как толкнет его в бок:
— Очнитесь, ваше превосходительство!
Генерал очнулся, смотрит — все по-старому: как был в своей комнате, так и не выходил из ней! Не захотел он больше судить матроса, отпустил его от себя. Так трактирщик ни при чем и остался.
* * *
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Агей. У этого царя были корабли, ездили воевать в другие страны, и напал на них нечаянно-негаданно сильный неприятель. На одном корабле был на ту пору Иван-бурлак; видит беду неминучую, ухватился за мачту и повел корабль под воду, отплыл от неприятеля с версту и вынырнул наверх. Доложили про то дело царю, и царь отпустил его на волю. Ходит бурлак по всему царству; только про Иванушку слава хороша, а в кармане нет ни гроша! Да уж что говорить про деньги, коли не было у него ни кола ни двора, принужден был искать себе квартиру, где бы от темной ночи укрыться, от дождя схорониться.
Нашел он квартиру у отставного солдата и зачал с ним уговариваться:
— Я, — говорит, — буду у тебя только по ночам ночевать, а днем стану промышлять да хлеб добывать; а ты себе знай денежки получай: за каждую ночь по целковому.
Солдат — не богат, куда деньгам рад! И вспало ему на разум купить себе ларчик, закрыть его наглухо, а сверху прорезать малую дырочку и класть туда рублевки на сохрану. Так и сделал. За всякую ночь дает ему бурлак по целковому, а он все в ларчик да в ларчик.
Кажись, много накопил, — думает он однажды, — время-то прошло немалое, дай посмотрю: много ли у меня рублевиков? А ведь мой бурлак, стало быть, совсем дурак: не ест, не пьет, а кажную ночь по целковому несет! Где только он деньги берет?