Подошли к ней, а она мертвая, и глаза выпучила. Дотронулись до нее потихоньку, а она лишь хряснула (упала) на пол.
Ну все тогда заревели, да и говорят:
— Видно, дворовушко ее задавил.
ПРО СТАРУЮ ДЕВУ
ЖИЛА у нас старая девка, незамужняя, звали ее Ольгой. Ну, и ходил к ней все дворовушка спать по ночам, и в каждую ночь все плел ей косу и говорил:
— Если ты будешь расплетать да чесать косу, то я тебя задавлю.
Ну она так и жила годов до 35; никогда не чесала, и не мыла головы, и косы не расплетала.
Потом она вздумала выйти замуж. Настал девишник. Девки-то пошли в баню, ну и ее увели с собой-то, незамужнюю-то старую девку, — невесту-то. Там в бане-то девки стали ее мыть: косу-то у нее и расплели, а долго не могли ее расчесать-то, дворовушко-то так запутал.
Ну, на другой день нужно было венчаться. Пришли к невесте, а она на постели лежит мертвая, вся черная; дворовушко-то ее и задавил.
ПОТРЕШЬ ВОЛОС -И...[32]
ОТЕЦ рассказывал. Возьмите, говорит, чистую расческу, налейте ведро воды, но чистое ведро воды, эту расческу бросьте в ведро. Через три дня будет волос от домового. Ну, что, мы посмотрели через три дня: там волос, правильно, седой, белый волос. А этот волос, говорит, потрешь в руках, свет потушится. Потрешь, говорит, волос, — ну, он и появится, домовой.
Ну, я, говорит, зашла домой, потерла волос — ничего что-то нет. А потом на второй день она ночью терла, домой зашла, видит: сидит старик такой, белый. Ну, он голый только, волосами обросший, белый такой, седой, борода длинная — ну, старый, старый, старичок такой. Я, говорит, зашла, ну, села сразу, напугалась так, ни слова не могу ничего вымолвить. А он посидел, говорит, и — раз! — я смотрю: его уже и нету. Раз! — и нету.
А потом утром рассказала отцу своему.
Он говорит:
— Ну, это на счастье увидела его. Счастливо жить будешь.
СТУК ДА ГРОМ
ЭТО дело было давно. У одних было две дочери и сын. К ним как-то пришел парень. Василием звали, а ее Дусей. Вот Дуся и Василий поженились и отделились от ее родителей в другой дом. У них родился ребенок. Как-то сам ушел в картишки играть, а она на печке лежала, а ребенок в зыбке рядом с печкой. Вдруг в двенадцать часов послышался стук — стучит и стучит, стучит и стучит... Стучит по-над полом. Она на следующий день говорит мужу:
— Ты вечор никуда не ходи.
А ей все говорят, что это домовой ей чудится, стучит: ведь муж-то кузнец... Однажды она опять осталась одна. Видит, кто-то вышел мохнатый — и такой верзила! Зыбку качает с ребенком. И хохочет, и хохочет! Лицо белое-белое, а сам весь чернущий. Вот так покачает зыбку и исчезнет, а ребенок не выпадает из зыбки. Позвала она сестру Гальку. Пришло время — он опять выходит...
Бились они, бились и перекочевали в другой дом. А в этом доме никто долго-долго не мог жить. А потом он, этот дом, сгорел.
ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!
ЗДЕСЬ жил учитель. Сейчас он учительствует в Сретенске. И была тоже здешняя старушка. Вот учитель с женой собрались куда-то и ее попросили:
— Ты, бабушка, у нас побудь эти ночи, сколько мы уж погостим, подомовничай.
Ну и она осталась. А старушке уж лет шестьдесят, наверно, было. И она, говорит, пришла, печку натопила, все честь по чести, и прилегла. На коечку прилегла, говорит. И вот появился свист! Вот так, говорит, засвистело, да так вот кругом просвистело — да ко мне! Ко мне, да на меня, говорит, — хы! — как дохнет! Но, такой запах — просто невозможный! Вот, говорит, невозможный запах. Я, говорит, встала, трубу закрыла, честь по чести, избу-то закрыла на замок и домой прихожу. А дома зять был да дочь. Они, говорит, прямо испугались: а это же было примерно в час ночи.
— Ты что, мама, что с тобой? Почему пришла-то?
— Да так, ребята. Что-то не заспалось мне, и я пришла.
Это она сама мне рассказывала.
— Никогда, — говорит, — в жизни ничего со мной не было, а тут вот пришлось!
Это же нужно — вот так встретить!
ПО СНЕГУ — ШАР
А вот у меня отец рассказывал. Так это с ним так случалося...
Раньше зимовья были в степях, с конями уезжали, жили весной, осенью со скотом жили там, в зимовьях-то.
И вот у нас отец весной уехали с конями, но где-то уж это в апреле. Он еще был холостой, не женатый, мой отец родной. И, говорит, вечером натопили это зимовье (или в марте: снег еще был в сиверах). Ну, начали тут друг другу: сказки рассказываем, да что — но, всю дребедень собрали. Трое их, три мужика, парни холостые: кто свистит, кто что. Но, набаловались, улеглись спать.