«Журналисты наши говорят часто о юных читателях и юных читательницах, которым может быть вредно такое-то и такое-то произведение. Кто с этим спорит? Но нянька не позволяет ребенку играть ножом. Благоразумные наставники не дают своим воспитанникам книги, несообразные с их летами. Когда ж мы уже вышли из-под надзора, вступили в свет и можем все видеть и все слышать, мы можем и все читать; и как не мир, а мы сами виновны, когда злоупотребляем жизнью, так не писатели, а мы сами виновны, когда злоупотребляем чтением».
«Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана…»
«Охота являться перед публикой, которая Вас не понимает, чтоб четыре дурака ругали Вас потом шесть месяцев в своих журналах только что не по-матерну».
«У нас критика, конечно, ниже даже и публики, не только самой литературы. Сердиться на нее можно, но доверять ей в чем бы то ни было – непростительная слабость».
Вопрос: дорогие современники, когда и по каким поводам это сказано?..
Ответ:
В. Ф. Одоевский, «Записки для моего праправнука о русской литературе» (1840).
А. П. Чехов, «Скучная история» (1889).
Е. А. Боратынский, предисловие к изданию поэмы «Наложница» (1832).
М. Ю. Лермонтов, «Герой нашего времени» (1840).
А. С. Пушкин, из письма М. П. Погодину, около 7 апреля 1834 года.
А. С. Пушкин, из письма М. П. Погодину, 11 июля 1832 года.
Дмитрий Бавильский
О первом поколении онлайн-читателей и актуальной словесности, проигрывающей классике
Кажется, мы первое поколение в истории человечества, способное работать в онлайн-библиотеках, то есть нам теперь в результате пары-другой кликов доступны любые тексты всех времен и народов. Актуальная словесность вынуждена выступать на поле неограниченных возможностей, конкурируя не в синхронии, но в диахронии.
И, разумеется, проигрывать классикам по глубине и «художественности».
Кстати, однажды так уже было, когда в Перестройку начали возвращаться запрещенные и отложенные книги, заполнив собой все пространство общественного внимания и убив тем самым ростки оригинальной литературы на несколько поколений вперед.
Тут, конечно, возникает и выходит на первое место проблема выбора. Когда времени мало, а предложение многократно превышает спрос, человек волен выбирать тексты под малейшие нюансы своих духовных и интеллектуальных потребностей, как то самое вино для конкретного времени суток, ну, или как парфюм, совпадающий с твоими собственными вибрациями или же нет. Если у меня сегодня плохо идет Гоголь, то, пожалуй, я возьмусь за Гюго.
Лучшие наши авторы давно уже поняли, что ревновать надо не к соседям и не к мужу Марьи Ивановны, но к Копернику и Кьеркегору. Это, в конце концов, продуктивнее, да и масштаб другой, «величие замысла» выше среднего.
Однако тогда вслед за фигурами классических текстов возникают фигуры классических (самых известных и привлекательных) авторов и вот с ними бороться (ну, или соревноваться) намного сложнее, чем с их бессмертными творениями.
Постмодернизм, внутри которого мы проживаем, предлагает нам любые ролевые модели на любой вкус, а каждый пишущий автор, так или иначе, чистит себя под светом тех или иных важных ему предшественников.
Каждый из них предлагает свою легенду, миф, набор дискурсов и жанров, а также прочих инструментов, облегчающих нам жизнь.