Девушка улыбнулась:
— Объявись, как вернешься.
Петя кивнул головой, а потом как-то неожиданно для себя признался:
— У меня другая фамилия, и я женат.
— Не посягаю, — серьезно сказала Даша. — Так объявись, как вернешься, а то где еще одного такого взять-то.
— Ой да ладно, небось, парней полно, — хмыкнул Петр.
— Ничего-то ты не знаешь, Джон Сноу, — произнесла Даша совершенно загадочные для Кислицына слова и пошла к своей машине.
Почему-то Петя помнил, что с утра она собиралась к бабушке.
Антон Маяков
(5 СЕНТЯБРЯ)
Подписано соглашение «Минск-1».
У Антона непроизвольно вздрагивала рука, когда ему звонила мать. В последние годы приятного разговора по определению ждать не приходилось. Пронзительные нотации о том, что «страна впала в маразм» и «каждый честный человек обязан возвысить голос», сменялись обсуждением персонального дела А. Маякова. Со всей возможной жесткостью секретаря институтской комсомольской организации образца 1963 года.
Выкинутый из Администрации президента, Антон, вопреки ожиданиям Раисы Николаевны, не пополнил ряды оппозиции. Он все так же болтался рядом со Старой площадью, но уже на малозначительных ролях. Антон предполагал, что мать смущает именно последнее обстоятельство. Если бы он оставался среди первых, то это хотя бы тешило материнское самолюбие. Но быть ничтожеством при негодяях…
Звонок повторился. Надо было все-таки взять трубку, натренированно крикнуть: «Не могу сейчас говорить» (вот в эту секунду это было бы правдой), — и подготовить себя к более продолжительному разговору. Он вышел из приемной в коридор и махнул по экрану пальцем.
— Антон, — голос Раисы Николаевны звучал непривычно тускло, без привычного металла, — мне что-то совсем скверно, я упала, но смогла добраться до кресла, ты бы приехал.
— Да, мама, сейчас, продержись двадцать минут, я сейчас, мамочка, ты продержись…
Его неуверенное бормотание мать как-то взбодрило.
— Не хнычь, а приезжай побыстрей, — в по-прежнему тусклом голосе проявились привычные и неожиданно успокоительные для сына нотки.
Маяков забежал в приемную, оттуда в кабинет — участники совещания как раз тянулись в него, известил большого начальника: «Мать заболела, я отвезу в больницу и вернусь». Секретарь и пара чиновников сочувственно кивнули, еще один глянул с завистью, совещание обещало быть долгим и бестолковым. Выскочил на улицу, махнул рукой первому же такси.
«Пригодилась бы теперь персональная машина, ох пригодилась бы», — подумал Антон, залезая в теснющий «форд-фокус».
Но теперь-то откуда?
Маякова отодвинули от по-настоящему важных решений и густых финансовых потоков, но голодать не приходилось. От отца осталось издательство с мощным контрактом на учебники. Были и другие заказы. Антон просто не знал, как устроить себе постоянного водителя. Такими вопросами всегда занимался Крипун. Но теперь он сидел на высокой-высокой веточке и болтал ногами.
За прошедшие два года им так и не удалось пообщаться с глазу на глаз. Когда получалось назначить встречу, «чтобы наконец переговорить», Толя либо «случайно» приходил не один, либо рядом так же «случайно» появлялся какой-то общий знакомый. Но чаще встреча срывалась на этапе созвона.
Антон испытывал даже какой-то азарт, видя, как очень влиятельный человек, вхожий в совсем высокие кабинеты, бегает от него, как кот от веника.
— Вот тут давайте свернем, выгадаем два светофора, да, вот здесь, пожалуйста, ага, отлично, спасибо, — Антон всегда суетился в такси, будучи твердо уверен, что лучше него Москву не знает никто.
Он набрал мать. Было занято. Мобильный тоже не отвечал.
Раиса Николаевна дряхлела, но оставалась бойцом. Ходила на оппозиционные митинги, к счастью, вместе с Дашей. Антон был спокоен, что мать не задавят, а Даша, чуя ответственность, не ввяжется ни в какую авантюру. Вытащить ее было бы труднее, чем после Болотной. Возможности, увы, стали совсем не те. И это мучило Антона.
Деньги деньгами, но вопросы решались без него. В некоторые кабинеты не было больше свободного хода. На звонки и письма отвечали лениво.
Маякову хотелось обратно, но дорога пока не просматривалась. Он вылетел из «партийной тележки» и стал не то что даже врагом, но «чужим», которому не очень доверяют. Антон такой был не один: некоторые ранее влиятельные лица огребли куда больше.
Поквитаться с Толей, конечно, хотелось очень сильно: как Папе Карло наказать мятежного Буратино.
Он набрал снова: городской был занят, а мобильный не отвечал.