Ясно было, что он влюблен, и я перестал с ним спорить.
"Так, значит, бы продолжаете с ней встречаться и теперь (я чуть было не сказал: "когда вы уже больше не Смит", но побоялся расстроить его, лишний раз упомянув это имя), когда вы вернулись на Олбэнн?"
"Не совсем так, - ответил он. - Когда я уехал из Ярмута, то потерял ее из виду и снова встретил только пять дней тому назад, в небольшой чистенькой кондитерской. Я зашел туда, чтобы выпить стакан молока с кексом, и, представьте себе, подала мне их она. Я сразу узнал ее".
Здесь лицо его осветилось настоящей человеческой улыбкой.
"Теперь, каждый день в четыре часа, я пью там чай", - прибавил он и взглянул на стоявшие на камине часы.
"О том, как она относится к вам, нечего и спрашивать, - сказал я смеясь, - ее чувства к вам были совершенно очевидны".
"Но самое странное во всей этой истории то, - продолжал он, и прежнее смущение снова овладело им, - что теперь я ей совсем не нравлюсь. Она просто гонит меня. Выражаясь собственными словами прелестной малютки, она не хочет меня "ни за какие деньги". Она заявила, что выйти за меня замуж-это все равно что вступить в брак с заводной игрушкой, ключ от которой потерян. Ее слова скорее откровенны, нежели любезны, но мне это нравится"."
"Позвольте, - перебил я его, - а знает ли она, что вы и Смит это одно и то же лицо?"
"Что вы! - с тревогой ответил он. - Она ни в коем случае не должна этого знать. Вчера она заметила, что я похож на одного парня из Ярмута, и я просто похолодел от ужаса".
"А с каким видом сказала она это?"
"То есть как с каким видом?" - повторил он, не понимая.
"Каким тоном говорила она об этом парне - сурово или ласково?"
"А знаете, - ответил он, - теперь, когда я вспоминаю ее слова, мне кажется, что, говоря о парне из Ярмута, она как-то потеплела".
"Мой милый друг, - сказал я, - все ясно как день. Она любит Смита. Ни одна девушка, которой нравится Смит, не может увлечься Смайтом. В вашем настоящем виде вы никогда не покорите ее. Отложите дело до того времени, когда станете Смитом, что случится, очевидно, через несколько недель. Сделайте ей предложение в образе Смита, и она примет его. А после брака вы сможете, мало-помалу и осторожно, познакомить ее со Смайтом".
"Черт возьми, - воскликнул он, забывая свою обычную флегматичность, я не подумал об этом! Ведь когда я в здравом уме, то Смит и все, что его касается, представляется мне просто сном, и мысль о нем просто не пришла бы мне в голову".
Он поднялся и протянул мне руку. "Я так рад, что зашел к вам, проговорил он. - Ваш совет почти примиряет меня с моей ужасной судьбой. Теперь я, пожалуй, даже с нетерпением буду ждать того времени, когда на целый месяц стану Смитом".
"Очень приятно, - ответил я, пожимая его руку. - Не забудьте же зайти и рассказать мне все подробно. Чужие любовные дела обычно не особенно интересны, но ваш случай такой необыкновенный, что может считаться исключением из правила".
Мы расстались, и я не видел его в течение целого месяца. Но однажды, поздно вечером, горничная явилась ко мне со словами, что меня хочет видеть мистер Смит,
"Смит, Смит, - пробормотал я, - какой Смит? Разве он не дал вам визитной карточки?"
"Нет, сэр, - ответила девушка, - он не из тех, что имеют визитные карточки. Это не джентльмен, сэр. Но он говорит, что вы знаете его".
Было ясно, что она ему не поверила.
Я готов был сказать, что меня нет дома, но вспомнил вдруг вторую личину Смайта и велел провести его к себе.
Он вошел не сразу. На нем был костюм еще более крикливого покроя, чем прежде, если только это возможно. Я подумал, что он, должно быть, сам изобрел для себя такой фасон. Он был потный и грязный. Вместо того чтобы протянуть мне руку, он робко сел на краешек стула и осмотрелся кругом с таким видом, как будто впервые видел мою комнату.
Его застенчивость передалась мне, я не знал, что сказать, и некоторое время мы просидели в неловком молчании.
"Ну, - решился я наконец и, следуя методу застенчивых людей, сразу взял быка за рога. - Как поживает Лиза?"
"Лиза? А что ей делается!" - отвечал он, не отводя -глаз от шляпы, которую держал в руках.
"Вы добились своего?" - продолжал я.
"Чего это?" - переспросил он, поднимая глаза.
"Вы женились на ней?"
"Как бы не так", - ответил он и снова возвратился к созерцанию своей шляпы.
"Как, неужели она отказала вам?" - изумился я.
"А я ее и не спрашивал, - сказал он. - Очень она мне нужна!" /
Я понял, что сам он не станет ничего рассказывать и что мне придется вытягивать из него все по кусочку.
"Но почему же? - продолжал я допытываться. - Разве вы перестали ей нравиться?"
Он грубо засмеялся:
"Ну, этого нечего, бояться: она липнет ко мне, что твой пластыре не сойти мне с этого места, коли вру. И никак мне от нее не отвязаться. Эх, ушла бы она к кому другому, а то у меня она вот где сидит!"
"Но вы с таким восторгом отзывались о ней всего месяц тому назад!" вырвалось у меня.
"Так ведь то был Смайт. От этого накрахмаленного болвана всего можно ожидать. Но пока я Смит, меня не проведешь, я малый не промах. С такими девчатами хорошо проводить время, - продолжал он, - но жениться - черта с два, на таких не женятся. Мужчина должен свою жену уважать. Нужно, чтобы она стояла на ступеньку-другую повыше тебя и тянула тебя за собой. Чтоб ты смотрел на (.ее снизу вверх и почитал. Хорошая жена-это богиня, это ангел".
"Похоже на то, что вы уже встретили подходящую леди", - перебил я его.
Он густо покраснел и стал рассматривать узоры на ковре. Потом он снова поднял голову, и я увидел, что лицо его совершенно преобразилось.
"О мистер Мак-Шонесси, - воскликнул он, и в голосе его прозвучала нотка настоящей мужественной страсти, - до чего же она хороша, до чего прекрасна! Смею ли я, ничтожный, даже мысленно произносить ее имя! А какая образованная! Впервой я увидел ее в Тойнбихолл, где в аккурат собрались самые отборные леди и джентльмены. О если бы вы могли только ее слышать, мистер Мак-Шонесси! Она ходила со своим папашей и все веселила его:
смеялась и над картинами, и над людьми. Ах, до чего же она остроумная, до чего ученая, и... какая гордая! Когда они пошли к выходу, я побежал за ними, открыл перед ней дверцу коляски, а она подобрала платье и посмотрела на меня ну прямо как на грязь под ногами. Ах, если бы я в ^ самом деле был грязью, я мог бы надеяться хоть когда-нибудь облобызать ее ножки".
Его чувства были так искренни, что я не мог смеяться над ними.
"А вы не разузнали, кто она?" - спросил я.
"Как же, как же, - ответил он, - я слышал, как старый джентльмен крикнул кучеру "домой", и я бежал вслед за ними до самой Харлей-стрит. Тревиор, вот как ее зовут, Хэдит Тревиор".
"Мисс Эдит Тревиор! - вырвалось у меня.- Небрежно причесанная высокая брюнетка с близорукими глазами?"
"Высокая брюнетка, - подтвердил он, - кудри ее так и падают локонами к самым губкам, будто хотят поцеловать их, а глазки у нее небесно-голубые, совсем как галстуки у кэмбриджских школяров. Номер ее дома - сто семьдесят три, вот как".
"Все это очень хорошо, мой дорогой Смит, - сказал я, - но вот что странно: ведь вы видели эту леди и с полчаса говорили с ней, будучи Смайтом. Разве вы этого не помните?"
"Нет, - ответил он, подумав, - что-то я этого не припомню. У, меня просто вылетает из головы все, что случается со Смайтом. Он для меня какой-то дурной сон".
"Но во всяком случае вы уже видели ее, - продолжал я настаивать. - Я сам представил вас ей, а потом она мне созналась, что вы произвели на нее самое приятное впечатление".