Еще в прошлом веке этот показатель – «облегчение у мужчин, наказывающих своих детей» – был существенно выше: традиционно основой семейного уклада были страх и послушание перед главой семьи, это считалось нормой, и мужчина, наказавший ребенка, ощущал удовлетворение от выполненного долга, а не муки совести от того, что причинил ему боль (насколько это правильно или неправильно, мы еще неоднократно обсудим на страницах этой книги).
Современные отцы уже достаточно давно переложили веками принадлежавшее им право осуществления наказаний на женщин, а те с этим правом не знают толком, что и делать: и «сердце кровью обливается», и «достал, паршивец». Противоречивые чувства, одним словом. Почему? Потому что столетиями «полицейские функции» принадлежали не мамам, а папам, и это было правильно, поскольку и эмоциональности в процесс привносилось меньше (а значит, не страдал так явно принцип справедливости), и последовательности было больше (а значит, не страдала эффективность). Женщина, поддавшись эмоциям, может за один и тот же проступок и подзатыльник дать, и рукой махнуть, может прочитать часовую нотацию, а может окатить демонстративным ледяным молчанием. Как быть ребенку, как не потеряться в такой непоследовательности, как впитать основные ориентиры на тему «Что такое хорошо и что такое плохо?», как твердо усвоить, что вот это самое – нельзя никогда, если раз пять уже «прокатило»?
Как, наконец, сохранить какие-либо ориентиры, если родители сами не уверены в правильности своих действий? Ведь, наказывая детей, наши современницы ощущают и чувство вины («Я – плохая мать!»), и чувство страха («Если я накажу его, он меня перестанет любить!»)…
Психологи из Австралии Дэвид Эпстон и Майкл Уайт провели любопытный тест: предложили заполнить анкету, состоящую из «зеркальных» вопросов: «Испытывали ли вы чувство вины из-за того, что слишком долго кормили ребенка грудью?» – «А из-за того, что слишком рано перестали это делать?»; «Считали ли себя виноватой, потому что вышли на работу сразу после рождения детей?» – «А из-за того, что слишком долго оставались дома?»; «Чувствуете ли себя виноватой из-за слишком сильной эмоциональной близости с ребенком?» – «А из-за того, что на самом деле далеки от него?». Эта анкета дает возможность наглядно сделать выводы о степени противоречивости установок социума, в котором мы живем. Им невозможно соответствовать – следовательно, невозможно и не испытывать чувство вины…
Кроме того, не только общественные ожидания – и сами родители существенно изменились за последние сто лет: если еще недавно они удовлетворялись лишь послушанием и уважением со стороны детей, то теперь для ощущения психологического комфорта и собственной полноценности и состоятельности как родителя нам необходима любовь детей и их дружба. Именно поэтому родители пытаются построить отношения с детьми «на равных», то есть наделив всех членов семьи равными правами, что оказывается нежизнеспособной конструкцией в силу неравных обязанностей, неравной ответственности за семью и неравного жизненного опыта.
Опрос, проведенный среди читателей журнала Psychologies, свидетельствует о том, что в России примерно по 10 % родителей придерживаются полярных взглядов – что «без наказаний невозможно эффективное воспитание» и что «любые наказания недопустимы» – и еще 14 % слишком поддаются эмоциям: могут наказать, но потом сожалеют об этом. Однако большинство подходит к вопросу адекватно, полагая наказания приемлемыми, если они оправданны и не чрезмерны. А опрос, проведенный Левада-Центром в 2007 г. о частоте наказаний, также демонстрирует близкую картину: часто наказывают детей около 10 % россиян, никогда – 13 %, остальные – по ситуации: «в исключительных случаях» – около 30 %, «иногда» – примерно 45 %.
Что же касается «арсенала средств», применяемых нашими соотечественниками, то в лидерах оказались физические меры: отшлепать ребенка считают правильным 62 %, выпороть ремнем – 14 %, дать пощечину – 2 %.
Значительная часть россиян уверены в эффективности лишения ребенка чего-либо для него существенного: удовольствий и развлечений, прогулок – 37 %, просмотра телевизора или игр на компьютере – 20 %, карманных денег – 14 %, сладостей – 11 %, решают конфисковать любимую игрушку – 7 %. Есть даже приверженцы одного из наиболее старинных правил Домостроя: отправить провинившегося ребенка спать без ужина считают правильным 1 % опрошенных.
Некоторые высказываются за методы изоляции: перестать разговаривать считают нужным 17 %, запереть в комнате – 5 %.
В этой книге мы подробно поговорим об эффективности – в кавычках или без – этих способов педагогического воздействия.
Известный американский психолог Эрик Эриксон установил прямую связь между эмоциональным здоровьем детей и уверенностью в своей воспитательной концепции их родителей. Если же родители и сами не знают, как правильно, а тем более, не могут договориться между собой о том, на что и как они реагируют, вырасти здоровой и полноценной личностью ох как непросто.
Ведь ребенку важно чувствовать себя защищенным, это – базовая потребность детства. И защита эта подразумевается не только как блокирование любых неприятностей из внешнего мира, но и как защита от саморазрушения, от своих собственных агрессивных порывов, пока еще не сформировалось умение помогать себе самостоятельно и регулировать поведение своими силами. В качестве такой защиты выступают определенные житейские правила и нормы, нарушать которые нельзя никому – ни детям, ни взрослым (об этом стоит особенно крепко помнить!), и ответственность за выполнение порядка именно на родителей и возложена. Более того, если никаких санкций вслед за нарушением не последует, ребенок теряет ориентиры относительно «можно и нельзя» и ощущает себя беззащитным – и перед самим собой, и вообще перед миром, в котором нет никаких четких законов и от которого никогда не знаешь, чего ждать. Проводя аналогию, отмечу, что, если выпустить мальчишек с мячом на поле, объяснить правила и ввести штрафы на неспортивное поведение, получится футбол. А если упустить объяснения и штрафные баллы, то будет игра без правил (если она вообще состоится)…
В русском языке не зря слова «наказание» (санкции за невыполнение) и «наказ» (предписание, инструкция) – однокоренные. И наказание следует за неисполнением «наказа», то есть в случае нарушения правил, известных ребенку. А значит, на самом деле воспитание – это отработка принципа ответственности за свои поступки. До ребенка необходимо донести такую мысль: «Ты можешь выбрать любое поведение, но отвечать за его последствия (перед родителями, перед сверстниками, перед своим телом и душой), тебе неизбежно придется». Причем важна именно последовательность родителей и неизбежность последствий, поскольку на примере нашего общества мы прекрасно знаем, что бывает, когда строгость законов с лихвой компенсируется необязательностью их исполнения.
Однако весь фокус не только в том, ЧТО мы делаем, но и в том – КАК.
Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад, и даже из самых лучших побуждений мы можем испортить ребенку и психику, и жизнь вообще. Ведь суть в том, чтобы при любых обстоятельствах уважать личность ребенка, то есть – не унижать, не оскорблять и не срывать на сыне или дочери свои обиды и злость за факт выявления родительской некомпетентности.
И здесь есть 5 правил, важность которых трудно переоценить.
Во-первых, твердость и последовательность – не синонимы жестокости и неумолимости, и, если мы не улавливаем эту грань, вреда от наших санкций будет не меньше, чем от их отсутствия.
Во-вторых, справедливость кары и ее соразмерность поступку прямо определяют эффективность того, что мы делаем: если за опоздание из школы домой на 10 минут и за обман, оскорбление брата или одноклассника следует одно и то же наказание – оно неадекватно, и, стало быть, дискредитируется и наш авторитет как арбитров, и само понятие о справедливости.
Есть и третий фактор – степень раскаяния. Если ребенок искренне и глубоко сожалеет, переживает, даже горюет о своем поступке – он наказал уже себя сам, и куда строже, чем могли бы мы как родители. Так стоит ли подливать масла в огонь? Но если чадо отделывается дежурно-фальшивым: «Ну, извини», наказание необходимо хотя бы для того, чтобы включилось осознание проступка (и тут важно не перейти грань адекватности, чтобы вместо раскаяния не вызвать озлобленность).