Санька сначала шёл вприпрыжку, а в гору стало идти труднее, и он захныкал.
— Стой! — сказал солдат и, присев на корточки, поманил Саньку: — Ну, иди-ка, сынок, иди!
— Не-е! — протянул Санька и прижался к Варе.
— Иди, иди к дяденьке, — согласилась Варя. Она видела, что Санька устал. Других малышей давно несли на руках. — Иди, не бойся, дяденька добрый.
Солдат подхватил Саньку, протянул руку Варе, и они зашагали втроём дальше. Саньке хорошо, и Варе легче.
— Ну вот, так-то лучше, — сказал солдат.
Санька уткнулся ему в плечо и перестал хныкать. От мохнатой солдатской шапки тепло и хорошо пахнет махоркой. Санька сверху глядел на Варю: вот она — чего же плакать? И ветер перестал щипаться.
— Ну, герой, перестал гудеть? — приговаривал солдат. — Сейчас дойдём — дадут вам ситного, каши. Сообща вас и выходим. Правильно я говорю, дочка?
Варя молчала — не знала, что ответить. Она крепко держалась за солдатскую руку и старалась попасть с ним в шаг. А солдат то говорил ласковые слова, то кому-то грозил:
— Стрелять их! Чтоб им ни дна, ни покрышки! Передавить всех!..
Варя понимала, что это он не их ругает. Было похоже на то, как один раз к ним во двор забежала злая чужая собака и бабушка, схватив испуганную маленькую Варю на руки, ругала собаку: «У, проклятущая, чтоб тебя…» А Варю крепко прижимала к себе.
Уже ребята прошли фабричный переулок, поднялись в гору и вышли на площадь. За оградой стоял дом с колоннами.
Чапурной забежал вперёд и раскрыл ворота:
— Вот мы и пришли! Не робеть, воробьи, не робеть!
Ребята шли за ним в ворота, в раскрытые двери.
— А теперь пойдём прямо в зал! — скомандовал Чапурной и стал подниматься по ступеням широкой лестницы.
Варя шла и оглядывалась по сторонам. Вот он какой, детский дом! Вот они где будут жить!
С чего начать?
Ребят в зале было много, но шуму не было. В непривычной обстановке ребята молчали, рассматривали колонны и люстры, в которых отражались солнечные зайчики.
Привели ребятишек из фабричных казарм, из пустых квартир, просто бездомных. Вот они, большие и маленькие, немытые, в заштопанных платьицах, грязные… Кого приводили матери, а кого собрали чужие люди.
Красногвардейцы стояли у дверей и курили. Они, как умели, ободряли ребят: «Не робей! Хлебом каждый день кормить будут».
Чапурной стал распределять ребят по группам. Классные дамы и институтки стояли в стороне и, наверно, ждали приглашения.
Только одна Гертруда Антоновна, которая на собрании спрашивала у Чапурного про мыло, подошла к нему и спросила:
— Я могу заняться самыми маленькими?
— Вот пожалуйста, вот спасибо! — обрадовался Чапурной. И он подвёл Гертруду Антоновну к Варе, которая держала за руку Саньку. — Вот они, самые маленькие.
— Это твой брат? — спросила Варю Гертруда Антоновна.
— Нет, — ответила Варя. — Мы живём рядом.
— А как его зовут?
— Саня.
— Ну вот и хорошо! Значит, ты Саня.
Гертруда Антоновна стала подводить к Сане малышей.
— Это Миша, вот Коля, а это Оленька… — Она повторяла имена, которые ей называли дети.
Варя тоже привечала маленьких:
— Иди сюда… Стой здесь… Давай ручку…
В своём дворе она часто играла с маленькими. Ей нравилось с ними играть, и чаще всего она играла в «учительницу».
«Сейчас я вам буду читать», — говорила Варя и раскрывала свою книгу с картинками.
А Васька всегда дразнился: «Цирлихи-манирлихи, «а» и «б» сидели на трубе!» Он и теперь поглядывал на Варю, но делал вид, что интересуется только Санькой — как бы его кто не обидел.
Малышей поставили парами и увели.
Чапурной долго составлял списки мальчиков и девочек по возрасту. Ребята дожидались молча.
Это теперь соберутся человек пятьдесят, и шум такой стоит — сами себя не слышат, а тогда в зале несколько сот ребят собралось, а было тихо, никто не разговаривал — робели. Не простое это дело, когда меняется жизнь.
К каждой группе Чапурной подвёл руководителя.
К группе девочек, в которую попала Варя, подошла молоденькая бывшая классная дама. Она волновалась, и глаза у неё были красные, заплаканные.
— Вот, дочки, это ваша воспитательница, Татьяна Николаевна, — сказал Чапурной. — Она с вами будет заниматься.
Татьяна Николаевна вытерла глаза маленьким платочком.
— Идите за мной, — сказала она девочкам и пошла вперёд не оглядываясь.
Старших мальчиков Чапурной оставил за собой — никакая классная дама их брать не хотела. А как раз за ними-то и нужен был глаз да глаз.