Владимир Наконев
Как мы строили коммунизм
«Больше, лучше, выше нормы, в ритме завтрашнего дня». (песня такая)
Музыка.
- Сначала надо научиться включать станок.
Я окинул взглядом станок, размером с хороший автобус. Ну, надо, значит надо.
- Показывай.
Оператор нажал поочерёдно полтора десятка кнопок. Вдруг, мне показалось, что во включении прозвучала музыка полонеза.
- Ещё раз, плиз!
Точно! «Полонез Огинского». И я тут же, без ошибок включил станок, не пропустив ни одной кнопки.
- Ничего себе! – оператор сбегал за бригадиром и привёл его, чтобы я продемонстрировал и ему.
Через неделю я заявил своему наставнику, что на сверлении можно было бы и добавить скорости сверлу.
- Нет. Это забито в перфоленту технологами. Это – китайский алфавит.
- А у кого можно найти расшифровку этих дырок?
Взяв у бригадира список символов, я на следующий день уже умел «читать» перфоленту и через некоторое время стал помогать бригаде, перебивая программу с помощью специального дырокола.
Учёба.
Характер у заточника инструментов был такой гадкий, что все обращались к нему чуть ли не как к генсеку партии или, по крайней мере, как к начальнику первого отдела. А лучше было, если не обращались. Вот и в этот раз, бригадир дал мне указание.
- Возьми сверло и дай заточнику, чтобы он заточил.
Приношу, а дядя в домино играет. Видимо, игра его интересовала больше, потому что он небрежно бросил через плечо:
- Ты видел, как я затачиваю? Иди и начни, а я потом доведу.
Я пришёл в заточную и к ужасу других операторов, ожидающих, когда прийдёт мастер, включил станок и стал возить концом сверла по камню. Пришёл спец и похвалил меня.
- ….й ты оператор! Ты когда-нибудь видел, чтобы я на этом камне сверло затачивал?
Не помню, что я ему ответил, но мужик потратил на меня целый день, обучая затачивать все виды свёрл, за что я ему до сих пор благодарен.
Поединок.
- Работать будешь с ним, - представил нас друг другу бригадир. Слесарь мрачно взглянул на меня и даже не кивнул в ответ на моё приветствие. Подождал, пока ушёл начальник, повернулся ко мне и, криво усмехаясь, заявил:
- Я тебе всегда буду говорить: ты – плохой, ты – свинья, и, в конце-концов, ты повесишься.
«Неплохо для знакомства. Кажется, скучать мне не прийдётся». Я глянул ему прямо в глаза и небрежно бросил:
- У тебя ноги скривились.
Напарник ошарашенно глянул вниз.
- Один – ноль! – радостно заржал я.
И начали мы работать... Вечером, когда пришло время получать бесплатное молоко за вредность, мой напарник взял бутылку и сел отдельно от всех. Народ оживился.
- Эй, ты что от коллектива отрываешься?
- Мне, бля, два молока положено за то, что я с ним работаю!
Кузмич.
Вредности в нём было больше чем живого веса. Казалось, что он весь из этой вредности и состоит. Даже простая просьба подать ключ понималась им как провокация, как оскорбление, как попытка начать скандал. И скандал возникал. Иногда Кузмичу удавалось найти слабину в своём напарнике и тогда он отыгрывался на нём на всю катушку. За все обиды, которые он, Кузмич, пережил и ещё собирался переживать.
Ничего удивительного в том, что в паре с Кузмичом никто не хотел работать. Но работать надо было. Бригадир выходил из положения тем, что полдня отправлял одного с Кузмичом, а после обеда давал ему возможность работать с другим. Выглядело это так:
- Эй! Где вы тут? – кричал бригадир, появляясь в отсеке.
В ответ тишина и лишь отдельные звякания металла о металл свидетельствовали о том, что кто-то что-то делал. Кузмич с довольной улыбкой стоял над напарником, котоый яростно крутил гайки с болтами на очередном фланце. Желваки ходуном ходили на лице, свидетельствуя о том, что челюсти работающего сжаты с неимоверной силой.
- Я тут ору-ору, а тебе что, лень ответить? Или ты немой?
- Да! Немой! – взорвался работающий, - Потому что я с Кузмичём работаю!
Похватал свои инструменты и почти бегом удалился в сторону причала. Кузмич злорадно хихикнул.
...
В тот день Кузмича отправили на опрессовку танков. Не самая квалифицированная работа. И в напарники ему полагалось дать такого же «не самого». Но никого свободного не было. Перспектива работы с Кузмичём настолько не прельщала слесарей, что все мгновенно разбежались по рабочим местам. Бригадир растерянно глянул на меня.
- Пойди с ним на часик, а я кого-нибудь освобожу. Не подерётесь?
Радостный Кузмич осклабился, предвкушая как он будет иметь помощником меня.
- Не подерёмся. Я не дерусь с теми, кто одной ногой уже в ящике, - я повернулся к Кузмичу, - Шевели копытами, плесень, тебе же командовать сегодня.
Испустив утробный рык, Кузмич схватил сумку с ключами и рванул на выход из цеха. Бригадир прижал сложенные руки к груди.
- Я тебя умоляю! Только час...
На палубе танкера Кузмич растерянно огляделся: чтобы опрессовать танки, надо присоединить шланг со сжатым воздухом к фланцам труб обогрева, а потом спуститься вниз и пометить места дырок на донном змеевике. Причём, фланцы труб, находящиеся возле люка танка совсем не обязаны были соотвествовать этому танку. Я, посвистывая, стоял рядом.
- Что свистишь, козёл, - обратился ко мне «старший», - Прикручивай шланг.
- Йес, начальник! Покажи к какому выходу.
- Сам должен знать! Не первый год работаешь!
- Понял! А точнее?
- Ты что, гад, издеваешься? – Кузмич начал повышать градус выхлопа.
- Ни за что на свете, - простодушно сказал я, - Не умничай! Пальцем покажи.
- Вот этот, бля!!! – заорал Кузмич, швыряя на палубу свою сумку.
Я сделал «книксен» и начал неспеша прикручивать фланец. Закончив, обернулся и увидел, что был открыт люк НЕ ТОГО ТАНКА. Старый придурок! Спускаться вниз ему нужно было метров около тридцати и я сообразил, что успею перекрутить шланг на именно этот танк. Схватил пару ключей и со всей возможной скоростью закрутил гайки, отсоединяя фланец. Мимо по палубе прошли двое судовых. Поглядели на меня.
- Глянь! Одуреть как крутит.
- М-да! Если они все так работают, то за неделю закончат.
Аллах свидетель, я хотел, как лучше. Но Кузмич, будучи не в самом весёлом настроении, быстро достиг дна танка, услышал, что воздух свистит в другом танке за переборкой, птичкой взлетел наверх, перескочил в люк другого танка за моей спиной и сверзился вниз по вертикальному трапу. Я закончил прикручивать фланец, швырнул на настил палубы ключи и помотал головой, стряхивая капли пота, выступившие на моём лице. Кажется, успел!
Злобный вой был мне ответом. Опешив, я оглянулся и увидел, что открыт уже и второй люк. Подскочив к нему, я различил в темноте пятно фонаря из которого неслись проклятья не только в мой адрес, но и в адреса всех, кого Кузмич успевал вспомнить в этот не самый радостный момент его жизни, потому что в этот раз шум выходящего воздуха был опять из-за переборки, из того танка, в котором он только что был. Ноги у меня стали дрожать. Я схватился руками за ограждение люка и, похрюкивая, наблюдал за приближением моего напарника по трапу. Наверное, в его возрасте не полезно было так быстро лазить по лестницам, потому что, когда Кузмич появился на палубе, он дышал, как-то, через раз. Пошвыряв все свои причандалы на палубу, он пнул некоторые из них, потом похватал их обратно в сумку и кинулся через всю палубу, намереваясь сбежать в док по трапу. Когда ему осталось бежать метров двадцать, вахтенный закрыл перед ним дверь в фальшборту и взмахнул рукой, глядя вверх «Вира!». Трап взмыл в воздух. Его именно в этот момент решили переставить на другой борт!. Мне стало совсем плохо. Хрюкая, всхлипывая и икая, я полз на четвереньках к тому месту, где валялись мои инструменты. Мимо опять прошли судовые.