И если согласиться с Джексоном, признать зрение первичным, а речь вторичным образованием, становится ясно, в чем причина сходства: оно отражает одинаковую, судя по всему, схему строения нейронного аппарата левой височной коры и для видимого образа, и для звукового.
Вот еще одна особенность, свидетельствующая о работе по принципу «дерева» в многомерном пространстве представлений. Для речи свойственны звонкие и глухие согласные, твердые и мягкие звуки, краткие и длинные, и вся эта парадигматика разрушается при поражениях левой височной области. Человек не различает слов «бочка» и «почка», «дочка» и «точка», «пыл» и «пил», а когда в наушниках звучит попеременно «да – та, да – та, да – та...», он повторяет: «да – да, да – да». И говорит, что в звуках чувствуется какое-то отличие, но только непонятно какое.
Поэтому при лечении таких больных врачи стараются воздействовать в первую очередь на зрительную систему. Если только удается восстановить рисование предмета, то, как правило, восстанавливается и слово, казавшееся навсегда забытым.
Но – и это чрезвычайно важно для дальнейшего! – при поражении височных областей сохраняются пространственные характеристики образов, а также расположение событий во времени (что можно представить как пространственное – по оси времени). Вспомните рассказ раненого: каждый способен в его бессвязной речи восстановить существительные, им невольно опущенные, и понять последовательность событий, восстановить ситуации.
Ситуациями же оперирует левая заднетеменная кора, она отражает расположение предметов в той модели внешнего мира, которую каждый человек носит в себе, где помещается все – – от атома до Вселенной.
И поэтому поражения левой заднетеменной области имеют совершенно специфический вид, диаметрально противоположный расстройствам левой нижневисочной коры: остаются слова, но теряются связи между ними.
Больному читают фразу: «На ветке дерева гнездо птицы». Он отвечает: «Вот – что это... тут все: и ветки... и дерево... и гнездо... и птицы... А вот как они друг с другом связаны?» Спрашивают, понятны ли словосочетания «брат отца» и «отец брата», – слышат: «Вот... брат... и отец... А как вместе – не могу схватить... Отец брата... Брат отца... и тут отец, и тут отец... И тут брат, и тут брат... не знаю, в чем разница». Просят нарисовать план комнаты, в которой стоит его кровать, – эта простая процедура, с которой шутя справляется здоровый человек, оказывается для больного безнадежно трудной, а уж про географическую карту и говорить не приходится.
Что же случилось? В любом языке есть предлоги, падежи, разного рода частицы (порой они «вклеиваются» в слово, как в турецком языке), порядок слов и иные операторы, задача которых в том, чтобы продемонстрировать слушающему пространственные соотношения между объектами, соотнесенность во времени.
«Ветка дерева» означает, что она принадлежит данному дереву, «на ветке» – что гнездо находится именно на этой ветке, «гнездо птицы» – что птица его построила или заняла... Для нас с вами само собой разумеется, что правое отличается от левого (впрочем, искусством без запинки поворачиваться «Напра-во!» многие овладевают только в армии), мы прекрасно понимаем значение операторов «над», «под», «сзади», не испытываем недоумения при виде словосочетаний «одолжил брату сто рублей» или «Катя светлее Сони». Увы, все это для больного с поражением левой теменной области недоступно: у него разрушены абстрактные пространственные операторы...
В то же самое время левая нижневисочная область по-прежнему справляется с абстрагированием образов предметов, работает система «поиска по дереву признаков». Отсюда и никаких сбоев в назывании изображений на картинках, демонстрируемых врачом. Но отчетливо понимая, что такое круг и квадрат, безошибочно отыскивая их на рисунках, страдающий расстройством теменной области человек не в состоянии ответить, находится круг над или под квадратом: признаки-операторы разрушены. Пропадает возможность установить время по часам, потому что не осознается пространственное расположение стрелок. Стали одинаковыми числа 1012 и 2110, так как исчезло понятие разряда, то есть места в ряду.
Сложную грамматическую конструкцию, требующую анализа порядка вещей в пространстве (например, «Топор, которым дровосек срубил дерево, которое росло в лесу, заржавел»), больной не осознаёт, но простое предложение с теми же словами «Дровосек срубил дерево» понимает прекрасно. Скажут ему: «Дайте карандаш и ручку», – проблем нет, а вот просьба «Покажите карандашом ручку» оказывается невыполнимой.