На другой день я вскочил чуть свет. Подождал, пока родители ушли на работу, и сделал последние приготовления к встрече: занавесил в прихожей бочку с желтыми плавающими огурцами, протер в квартире пыль, сбегал в магазин, купил печенье к чаю. Потом зашел к Вовке и сказал:
— Знаешь, Вовк!.. Ты не приходи ко мне сегодня смотреть затмение…
— Почему? — нахмурился Вовка.
— Понимаешь, — начал я объяснять, — ты ведешь себя как-то не так…
Вовка посмотрел на меня исподлобья.
— Лезешь со своими камнями… Ведь я не один был. Соображать надо!..
Тут Вовка ухмыльнулся и сказал:
— Не волнуйся!.. Не приду, — повернулся и вышел из комнаты.
Вернувшись к себе, я положил закопченные стекла на подоконник и стал ждать девочку. До одиннадцати часов я сидел как на иголках. То и дело смотрел на часы и выглядывал в окно, но она не приходила. В начале двенадцатого в меня вдруг вселилась маленькая обида. «Могла бы прийти вовремя, — подумал я. — Все-таки затмение!» Я вспомнил, как девочка презрительно осмотрела Вовку, и моя обида переросла в злость. И вдруг я вспомнил, как мы с Вовкой ходили кидать камни в пыль. Когда камни тонули, от них оставалась большая воронка, а вокруг нее множество маленьких — от пылевых брызг. Я вспомнил, как мы с Вовкой однажды катались на чертовом колесе в парке, как наша кабина медленно поднималась вверх и мы уже видели верхушки деревьев и маленькие, точно игрушечные, дома. Как ветер раскачивал нашу кабину и у нас с Вовкой захватывало дух. Как потом мы опускались, и все далекое снова приближалось, и сразу становилось спокойно и радостно. И вспомнил, как однажды мы налили в Вовкиной комнате на пол воды и стали пускать кораблики. И как пришел Вовкин отец и поставил нас в угол, предварительно отодвинув шкаф. Я вспомнил, как мы стояли за шкафом и он улыбался и толкал меня в бок, такой замечательный мой друг Вовка!
Я вспомнил, как просил Вовку не приходить, вспомнил его усмешку, и мне вдруг стало ужасно стыдно. Я выбежал на улицу и со всех ног помчался к Вовке. Я вбежал в их квартиру, схватил Вовку за руки и потащил к себе. Дома я убрал фотоаппарат и шахматы и закрыл все книги. Потом усадил Вовку перед окном и протянул ему самое лучшее стекло, и мы стали смотреть на солнце.
— А что если оно навсегда скроется?
Я только на миг представил, что больше никогда не будет лета и наш переулок не будет затоплен солнцем, что не будут распускаться цветы, что я не смогу пускать солнечных зайцев, и мне стало страшно. К счастью, солнце скрылось только на несколько минут, а потом сразу же появился светящийся краешек. Он становился все больше и больше, и, наконец, появилось все ослепительно-яркое солнце.
Потом мы с Вовкой пили чай и ели печенье и радовались солнцу, сверкавшему в наше окно. Когда мы все съели, вдруг пришла девочка и извинилась, что опоздала.
Как и в прошлый раз, она недружелюбно посмотрела на Вовку, но мне уже было все равно.
А потом мы пили чай втроем, но уже без печенья. С одним сахаром. За столом девочка говорила о затмении. О том, как хорошо было бы без солнца.
— Кругом была бы одна темнота, — таинственно произнесла она. — Светились бы только фонари и светляки… И все жили бы как в сказке…
Девочка мечтательно заулыбалась. И вдруг встала и начала танцевать с закрытыми глазами, на ощупь. В этот момент я почувствовал, что она просто хочет казаться необыкновенной. Что она только так говорила, а думала совсем иначе.
Я посмотрел на Вовку, и он подмигнул мне. Наверное, он почувствовал то же самое.
На велосипеде
Девочка вышла во двор со стаканом черешни. Идет по двору, ест ягоды, а косточки выплевывает. Подошла ко мне, протянула стакан.
— Хочешь черешни? Мы с Украины привезли! Попробуй!
Я выбрал самую крупную ягоду.
— Мы приехали из Винницы, — сказала девочка. — Теперь будем жить здесь. Меня зовут Наташа, а тебя?
На другой день мы встретились у колонки, когда я брызгал, подставив ладонь под тугую, как жгут, струю воды. Наташа спросила:
— А здесь где-нибудь купаться можно?
— Знаешь, какой пляж на Волге? У-у! Пять километров отсюда, — объяснил я.
— Далеко, — покачала головой Наташа. — А я так люблю плавать и нырять. Я умею нырять солдатиком, и ласточкой, и рыбкой…
«Вот это девчонка, — подумал я. — И нырять умеет!..»
— Пляж совсем недалеко, — махнул я рукой. — На велосипеде пять минут.
— А у тебя есть велосипед?
Я кивнул. Наташа щелкнула языком.
— А лес далеко?
— Там же, у Волги.
— Давай завтра поедем за ягодами?.. На твоем велосипеде…
— Поехали! — обрадовался я.
Следующее утро началось счастливо. В букете на столе я разыскал пятилепестковый цветок сирени. В нашу комнату влетела бабочка. В комоде я нашел трамвайный билет со счастливым номером. День начинался как нельзя лучше.
Мы договорились поехать после обеда, в три часа, но уже в половине третьего я был около ее дома. День был жаркий. От раскаленной мостовой струился горячий воздух, дальние дома улицы расплывались в трепетно дрожащем мареве. Прислонившись к тополю, я стал смотреть, как меж ветвей, наполненных солнцем, мелькали птицы.
Выбежала Наташа с бидоном, поздоровалась и проговорила:
— Только ненадолго, а то я маме не сказала.
Я кивнул, Наташа впрыгнула на раму велосипеда, и мы поехали. На мощеных улицах велосипед трясло и подбрасывало, и Наташа то и дело ойкала от страха, но за поселком началась грунтовая дорога, и мы покатили стремительно и ровно. Наташа обернулась и крикнула:
— Как замечательно!
До леса мы доехали быстро. Несколько раз обгоняли пешеходов и запыленные телеги, набитые сеном. Въехав в сосновый бор, я сбавил скорость. Чем дальше мы продвигались, тем лес становился плотнее, сосны ближе подступали к дороге, и казалось, они расступаются перед нами, а за нами смыкаются снова. Проехав с километр, мы свернули с дороги, замаскировали велосипед около проселочного колышка и вошли в лес. Земляничных кустиков было много. Зелеными розетками они выглядывали из-под прошлогодней ржавой хвои. Почти все кустики цвели, но красных ягод не было. Наконец мы набрели на открытую горячую поляну и сразу нашли несколько горстей. Часа через два мы наполнили ягодами треть Наташиного бидона, вернулись к месту, где лежал велосипед, и сели отдохнуть.
— Какой красивый лес, — сказала Наташа, разглядывая бронзовые, точно кованые, стволы сосен. — Давай и завтра поедем?..
Я кивнул.
— А я вижу цветы! — Наташа вскочила и понеслась к каким-то далеким лиловым стеблям. — Маме нарву!
Она вернулась с букетом ярких цветов и еще издали крикнула:
— Смотри, какие красивые! Давай и твоей маме нарвем?
Мы рвали цветы, выбирая самые высокие и самые яркие, потом бегали за жуками, рассматривали муравьев в муравейнике и тритонов в заросшем болотце, и только когда начало темнеть, вспомнили про обратную дорогу. К счастью, плутали недолго. Вытащив из-под кустов велосипед, я очистил спицы от листьев, привязал бидон и букеты к багажнику, затем помог Наташе забраться на раму, разогнал машину и вскочил на сиденье.
Сумерки сгущались, но накатанная дорога была светлее окружавшей травы, и мы ехали довольно быстро. Только два раза пришлось свернуть на обочину и затормозить. Первый раз, когда нас обогнал мотоцикл, а второй, когда сзади засигналил грузовик. Оба раза мы ждали, когда уляжется пыль, чтобы увидеть очертания дороги. Потом снова садились на велосипед и катили дальше. Мы еще не выехали из леса, когда я вдруг заметил, что велосипедная цепь как-то странно скрипит. Я прибавил хода, но скрип усилился. Тогда я остановил велосипед и попросил Наташу на минуту слезть. Попробовал раскрутить педали, чтобы обнаружить поломку. Цепная передача затрещала и вдруг лопнула.