Я немного приподнялся и увидел того, кого боялся больше всего — бородатого водяного. Он медленно выходил из воды, волоча за собой… водяного змея. У меня затряслись руки и внутри что-то оборвалось. Я хотел крикнуть, но мой рот точно одеревенел. Водяной потоптался на берегу, потом повесил змея на дерево и стал разжигать костер. В это время его учуяла Таблетка. Вскочила, выглянула из шалаша и зарычала. Приподнялся Вовка и уставился на меня слепыми сонными глазами.
— Да это ж старичок рыбак! — сказал Вовка. — Я его знаю.
Таблетка выскочила из шалаша и с лаем помчалась к костру. За ней побежал Вовка.
Только когда они уселись у костра и старичок чем-то угостил Вовку, я вылез из укрытия. Уже рассвело, и на бородатом водяном даже издали различались обыкновенная телогрейка и болотные сапоги. Приблизившись к костру, я отчетливо увидел, что змей на дереве — всего-навсего рыбацкая сеть, а горящие глаза в кустах — тлеющие светляки.
— О! Еще один пират! — улыбаясь, сказал старичок, когда я подошел. — Присаживайся, отогревайся! Замерзли небось. Да бери картошку, не стесняйся.
После этих слов я почти пришел в себя, но какая-то смутная тревога все еще оставалась.
— В нас ночью кидали песок, — сказал я.
— Какой песок? — спросил Вовка.
Я пожал плечами, а старичок ухмыльнулся.
— Кто же мог кидать? — спросил он. — Я тут всю ночь. Вроде бы, кроме меня, некому, а я этих шалостей не люблю. Это, наверное, «болиголова» стреляла.
— Какая «болиголова»? — спросил я.
— Обыкновенная. Вон ее кусты около шалаша. Как ее плоды перезреют, так лопаются и брызгают.
С тех пор я полюбил плавать ночью. Ночью вода была теплая и гладкая, с рассыпанными дрожащими звездами; их можно было набирать прямо в ладони.
Охотник
В деревне самым сильным моим увлечением была охота. У меня были все виды оружия: рогатка, самострел, лук, пробочный и водяной пистолеты, деревянная шпага, булава и копье, фанерный щит, тростниковый дротик, пистоночный пугач и несколько глиняных гранат. Все это оружие я постоянно носил при себе. Видя, как я сгибаюсь под тяжестью своих доспехов, многие надо мной смеялись. Находились и такие, которые говорили, что я похож на бандита с «большой дороги». Но я был уверен, что они просто мне завидовали.
Я все время хотел столкнуться с опасностями, но это мне никак не удавалось. Каждый вечер я бегал по деревне и в каждом кусте видел разъяренного носорога или обезумевшего от злобы слона. Я надувался, принимал угрожающие позы, делал выпады и хрипел — пугал невидимых противников. Днем я был еще смелее. Я носился по окрестностям и безостановочно палил в воздух, а чтобы еще поддерживать в себе воинственный дух, во все горло орал марши. Как-то заглянув в сарай, я увидел там полчища любителей мрака — огромных пауков-домовиков. Я сразу представил себя в стаде разгневанных осьминогов, испустил боевой клич и набросился на врагов с яростью. В другой раз на наших кустах смородины я заметил множество «божьих коровок». Мгновенно, приняв их за бизонов, я начал крушить одну ветку за другой. Я очень усердствовал. На месте этого побоища не осталось ни одного кустика.
Самым обидным тогда было то, что никто из приятелей не разделял моей страсти к охоте и к приключениям. Даже самый близкий мой приятель Венька Лосин занимался рисованием и разводил рыбок. Много раз я уговаривал Веньку заняться охотой. Обещал научить его стрелять, и прятаться в зарослях, и выслеживать добычу, и неожиданно нападать из засады. Но каждый раз Венька говорил:
— Какая это охота! Да и все жуки и пауки полезные.
— Много ты понимаешь! — усмехался я. Я был уверен, что Венька просто трусит. И вот однажды иду я на очередную охоту и вдруг вижу, впереди меня вышагивает с самострелом Венька. «Очень странно», — подумал я и прибавил шагу. Подойдя ближе, я увидел, что у Веньки на голове был маскировочный шлем, а за поясом торчали стрелы. Но главное, этот горе-охотник шел мягкой, охотничьей походкой. Это просто меня взбесило. Какое он имел право походить на охотника, если даже ни разу в руках не держал ружье?! Да и зверей-то никогда не видел! Только в кино. Самое неожиданное произошло, когда я окликнул Веньку. Он обернулся и сразу стал рассказывать мне, как только что выслеживал ворону, как подкрадывался к ней, когда она клевала вишню, как стрельнул из-за кустов и как немного ее ранил. Выпалив все это залпом, Венька передохнул и как-то нахально на меня посмотрел. А потом вдруг начал говорить о том, что недалеко от деревни обнаружил сусликов, и что они едят посевы, и что завтра он пойдет их вылавливать. Это уж было слишком! Я прямо не помнил себя от злости. Человек, который первый раз вышел на охоту, который до этого и «пороха не нюхал», столько болтал об охоте! У него прямо чесался язык поболтать. И самое смешное, кому он все это рассказывал? Мне! Который всю жизнь занимался охотой! Другой бы на моем месте, не раздумывая, выстрелил бы в Веньку пробкой, но я сдержался и, преодолев волнение, усмехнулся:
— Ну, ну, давай охотиться, вылавливай! Посмотрим, что у тебя получится.
И, повернувшись, пошел в сторону. На другой день Венька убил ворону, а потом поймал суслика. Обидно мне стало — какой-то Венька, не посоветовавшись, ничего у меня не расспросив, ходит на охоту и приносит трофеи. А я сколько времени занимаюсь охотой, и мне никто не попадается. Расстроившись, я даже нехотя пошел на охоту, но именно в этот день мне повезло. На окраине поселка я увидел какую-то редкую птицу. Серо-черную, с длинным-предлинным носом и красными перьями на голове. Птица прыгала по стволу дерева и клювом долбила кору. Я сразу представил ее грифом, пожирающим падаль. Подбежав к птице, я натянул тетеву самострела и пустил стрелу. Острый наконечник вонзился в крыло птицы, она пискнула и свалилась вниз. Я со всех ног бросился к дереву, но птица снова поднялась, как-то боком пролетела несколько метров и плюхнулась в кусты. Я чуть не задохнулся от волнения, бросил самострел и стал шарить среди ветвей, но птицы почему-то нигде не было. До позднего вечера я искал ее, но так и не нашел.
На другой день я с утра забежал к Веньке и все рассказал о необыкновенной птице. Когда я закончил, Венька подвел меня к клетке на окне и спросил:
— Не эта?
У меня пересохло во рту. За прутьями сидела моя птица. На ее забинтованном крыле виднелись капельки крови.
— Это дятел, — сказал Венька. — Самая полезная птица. Хорошо, что я нашел ее, а то бы так и умерла.
Венька бросил в клетку сосновую шишку. Птица повернула голову набок и стала внимательно ее рассматривать. Потом, прихрамывая, подскочила и начала долбить, разбрасывая крупную чешую. Шишка то и дело отлетала в угол клетки, и птица, распушив оперение, смешно гонялась за ней. Я смотрел на эту перебинтованную хромоножку, и мне вдруг стало стыдно, что я хотел ее убить.
По дороге к дому мне вообще расхотелось становиться охотником. Я решил уговорить дедушку купить аквариум и начать разводить рыбок.
С тех пор я не ходил на охоту. Только рассказывал о своих охотах в прошлом. Если ребята мне не верили, я тут же ссылался на Веньку, который прекрасно помнил, каким я был охотником, когда он еще только разводил рыбок.
Мечты
В полдень в нашем поселке некуда было спрятаться от зноя. Даже в тени, под деревьями, стоял сухой и светлый жар. А у озера было прохладно. На мостках пузырилось белье, плотно надуваемое ветром, в воде неподвижно стояли дремлющие коровы с колокольчиками на шеях.