Розарио работала очень быстро, переворачивая Мелину с одного бока на другой, чтобы снять одежду. Потом так же быстро надела на Мелину халат и положила ей между ног простынку. Я сначала не поняла, зачем ей простыня, но потом она подошла к краю кровати и подняла две металлические опоры для ног. В них она положила ноги Мелины, так что они оказались широко раздвинуты, и, если бы не простынка, все всё сразу бы увидели.
Прежде чем залезть в машину “скорой”, я захватила сумочку Мелины. Она велела мне достать кошелек и пойти позвонить Гилу. Около ее кровати на тумбочке лежал блокнот, так что она записала мне его номер.
— Скажи, чтобы он поторопился, — сказала она. — И найди своего отца!
Я кивнула и забрала бумажку с телефоном. Выходя из комнаты, я заметила, что медсестра надевает резиновые перчатки и усаживается на стул перед раздвинутыми ногами Мелины.
Платные телефоны находились рядом с холлом. Гил сидел на совещании, но, когда я объяснила секретарше, в чем дело, она сразу же сказала, что сейчас его позовет. Через секунду я услышала в трубке его голос:
— Джасира? С Мелиной все в порядке?
— Угу, — сказала я, — но тебе лучше поторопиться. Она уже хочет тужиться.
— Уже? — удивился он. — Что, так скоро?
Мне стыдно было признаться, что это из-за меня все произошло так быстро, что он даже не успел приехать.
— Да.
— Ладно, — решился он, — передай ей, что я уже еду.
Я попрощалась и повесила трубку. Тут я увидела папу. Он вошел в холл и оглядывался вокруг, словно не знал, что ему дальше делать.
— Пап! — окликнула я.
Он увидел меня и подошел к телефонам.
— Мелину уже смотрят, — сказала я. — Пойдем я тебе покажу.
— Я лучше подожду тут.
— Но она хотела, чтобы ты пришел.
— Зачем?
— Затем, что Гила еще нет.
— Мне нужно позвонить на работу, — объявил папа. — Они наверняка меня уже обыскались.
— Но Мелина сейчас уже родит!
— Ну, — сказал он, — выйди и скажи мне, когда все закончится.
— Не думаю, что ей это понравится, — предупредила я.
— Не буду я смотреть, как она рожает. Не мое это дело.
— Но ты пообещал ей, что придешь.
— Я пообещал, что приеду в больницу, вот и все.
— Мне кажется, ей хочется, чтобы рядом был кто-то из взрослых.
Папа вздохнул:
— Я зайду и поздороваюсь. Но это все. Пусть дожидается мужа. Он ведь едет, да?
Я кивнула.
— Ну и хорошо, — сказал он. — Будем надеяться, в пробку он не попадет.
— Она вот за этими дверями, — указала я. Он не сдвинулся с места, так что я просто взяла его за руку и потащила за собой.
Когда мы вошли, Мелина как раз говорила пожилой медсестре, которую я раньше не видела, что уже хочет тужиться.
— Пока рано, — пробурчала медсестра. — Потерпите еще.
Медсестра вышла, и я сказала:
— Гил уже едет.
— Хорошо.
— Я тут только на секундочку, — предупредил папа. Он бросил взгляд на ноги Мелины и сразу отвел глаза.
— Вы что, не присутствовали при родах Джасиры? — спросила Мелина.
Папа покачал головой.
— Почему?
— То были другие времена, — ответил он.
Мелина рассмеялась:
— Так это же было всего тринадцать лет назад!
— И что? Тринадцать лет — это очень много.
Мелина вздохнула. В больнице работал кондиционер, но у нее от боли все лицо было потным.
— Вы правда не можете остаться? — спросила она.
— Я бы не хотел, — честно признался папа.
Мелина промолчала, но, кажется, расстроилась.
— С вами Джасира останется, — сказал папа. — Поверьте, она вам будет гораздо полезней. — Он взглянул на меня. — Она очень хорошая девочка.
— Да, — согласилась Мелина. — Она такая.
Я не знала, как мне реагировать на такие разговоры, так что стала изучать часы на стене позади Мелины. Через секунду у нее началась схватка, так что я подошла поближе, чтобы она могла держаться за мою руку. К концу схватки папы и след простыл.
— Вот ведь трус, — хмыкнула Мелина.
— Ему не нравятся тела, — объяснила я.
— Да я уж поняла.
Гил не успел вовремя и не увидел, как рождалась Дорри. Зато я видела. Я видела, как Мелина вытолкнула ее вместе с какими-то непонятными штуками. Ее вытерли и взвесили, и, раз уж Гила не было, позволили мне перерезать пуповину. На ранку наложили повязку — когда она заживет, из нее получится пупок. Я этого не знала. Раньше не знала. Как и не знала, что когда впервые увижу Дорри, то не буду ревновать. Совсем-совсем. Даже когда Мелина начала плакать. Мне из-за Дорри тоже захотелось плакать. Она была такой крошечной, такой уставшей, что не полюбить ее было просто невозможно.