Прошло уже почти две недели с тех пор, как он принес мне “Плейбой”, и мы ни разу так об этом и не заговорили.
— Спасибо за журнал, — прошептала я на следующий день, уходя домой после работы, а он посмотрел на меня и спросил:
— Какой журнал?
Но я не обиделась. Что-то у него в голосе было такое, что я сразу поняла — это такая игра, в которой свои правила.
Он отдал мне номер с девушкой в гольф-карте, и я все думала, совпадение это или он запомнил, что я читала, когда он поймал нас с Заком. В любом случае, я была рада снова ее увидеть. Ее удивительную улыбку. Я так хотела походить на нее. Стоять напротив фотографа и не стесняясь показывать ему свою грудь.
Я часто листала журнал. Ложилась спать пораньше, чтобы раньше проснуться и почитать. Даже если я просыпалась среди ночи, сразу хваталась за него. И чем чаще я его смотрела, тем реже мне приходилось сжимать ноги. Теперь я ложилась на кровать, раздвигала ноги и трогала себя, глядя на фотографии. Я касалась сосков, совсем как девушки в “Плейбое”, и из-за этого оргазм случался раньше. Казалось, между грудью и тем, что между ног, есть особенная связь. Чтобы выяснить, насколько это эффективно, я попробовала получить оргазм только от прикосновений к груди, и у меня получилось.
Я стала думать, что мое тело — самое прекрасное, что есть на свете. Даже лучше всех других тел на свете. Не из-за того, как оно выглядит, а из-за того, что оно умеет. Из-за всех этих местечек, на которых как будто есть кнопки, на которые я могу нажимать. Я хотела выявить все, на что я способна, хотела, чтобы мне стало так хорошо, как никогда еще не было.
В конце октября из Парижа наконец вернулись наши соседи-молодожены.
— Она жуть как растолстела за медовый месяц, — сообщил Зак.
Мы сидели у них на крыльце, наблюдая, как девушка выгружает из машины пакеты с покупками.
— Она не растолстела, — поправила его я, — она беременная.
— Правда?
Я кивнула.
— Ты разве не видишь разницы?
Он пожал плечами:
— Не особенно.
Мы подождали, пока она разберет сумки, а потом пошли и постучались к ней в дверь.
— Привет! — сказала я. — Меня зовут Джасира, а это Зак. Мы хотели бы забрать мячики с вашего двора.
— Какие еще мячики? — удивилась она, поедая миндаль из пластиковой коробки. Футболка на ней тесно обтягивала живот, а волосы были наполовину светлые, наполовину темные. Причем темные у корней, прямо корона из темных волос. У левого глаза толпилась куча крошечных родинок, из-за которых казалось, будто она недавно плакала.
— Мы случайно закинули к вам несколько мячиков, пока вас не было, — объяснил Зак, — и хотим их забрать.
— А, — поняла она, — так это вы о воланчиках.
— О чем? — удивился Зак.
— О воланчиках, — сказала девушка. — То, что ты называешь мячиками, на самом деле — воланчики.
— Неправда, — запротестовал Зак.
— Спорим? — предложила она.
Зак на минуту задумался.
— Нет, — отказался он.
— Мудрое решение, — похвалила его девушка, заходя в дом. — Проходите. Извините за беспорядок.
Повсюду стояли коробки и свернутые в рулоны ковры. Пол в доме соседки и ее мужа был дощатый, а не покрытый ковролином. Откуда-то раздавались звуки НПР, хотя радио нигде видно не было.
Соседка предложила нам угоститься миндалем, но мы отказались.
— В каком вы классе? — поинтересовалась она, и мы ей рассказали. Она хотела знать, нравится ли нам местная школа, и Зак сказал, что да. А я заявила, что дома школы гораздо лучше.
— Правда? А дома — это где? — живо отреагировала соседка.
— В Нью-Йорке, — ответила я.
— А где в Нью-Йорке? — спросила она, и впервые за все время, что я провела в Техасе, я призналась, что на самом деле я из Сиракьюса.
— Шутишь! — воскликнула она.
— Нет.
— У меня муж уехал в Сиракьюс.
— Эй, Джасира, пошли, — поторопил меня Зак. — Соберем мячики.
Мы вышли во двор и собрали воланчики. А когда вернулись, соседка сказала:
— Джасира. Какое необычное имя. Откуда ты?
Я на секунду замешкалась, а Зак тут же встрял:
— Да она же чурка.
— Извини? — не поняла девушка.
— У чурок такие имена, — объяснил Зак и залился смехом.
— Тебя кто этому слову научил? — спросила соседка.
Зак промолчал.
— Больше никогда не произноси его в моем доме, — сказала она и вышла из кухни, оставив нас одних. А мы через секунду развернулись и вернулись на крыльцо.
— Вот ведь стерва, — заявил Зак, как только мы ступили на тротуар.
— А мне она понравилась, — отреагировала я.
— Еще бы.