Папа взглянул на меня:
— Я думал, ты дружишь с этой Мелиндой.
— Мелиной, — поправила я.
— Не называй взрослых по имени.
— Извини.
После обеда он подвез меня к Дениз. Он дождался, пока та откроет дверь, и уехал. Дениз помахала ему рукой, но он, кажется, не заметил.
— Пошли, — позвала она, — мы как раз обедаем.
Я сказала, что уже поела, но Дениз заявила, что ее мама испекла пирог, так что мне придется поесть еще раз.
Миссис Стэсни, женщина с короткими рыжими волосами, была гораздо выше Дениз. Когда мы вошли в кухню, она пожала мне руку и велела нам присаживаться.
— А у Джасиры депрессия, — заявила Дениз.
— Правда? — спросила миссис Стэсни, вытаскивая пирог из плиты и ставя его на стол. — Из-за чего?
— Ее бойфренд разлюбил. Совсем как у меня, — сообщила Дениз.
— Девочки, вы еще слишком маленькие, чтобы расстраиваться из-за парней, — сказала миссис Стэсни.
— Неправда, — возмутилась Дениз. — У нас как раз переходный возраст.
Ополоснув тарелки, мы сложили их в посудомоечную машину, и миссис Стэсни повезла нас в торговый центр. Дениз хотела купить себе пару штанов, но подходящих не нашлось. Те, что идеально сидели на талии, дико жали в попе, а те, что сели как влитые на попу, болтались в талии.
— Вот ведь отстой. — Дениз вздохнула так тяжело, что прядь ее светлых волос отлетела в сторону.
Раз уж Дениз не смогла найти себе нормальной одежды, мы решили пойти в ателье под названием “Волшебные снимки” и сфотографироваться. Там нас накрасили, одели в красивые платья и показали, как позируют модели. Я стеснялась, но Дениз заявила, что только это сможет ее утешить. После съемки фотограф показал нам все снимки, и мы выбрали самые удачные. Мне хватило денег только на одну копию, но Дениз заказала мне еще две.
— Одну маме, одну папе, — сказала она. — Вот так.
Я поблагодарила ее, хотя понимала, что меньше всего мои родители мечтают о сексуальной фотографии своей дочери.
Папа Дениз забрал нас около шести часов. Высокий, но полный, он носил слуховой аппарат телесного цвета — о нем упоминала Дениз. Я его сразу заметила, потому что сидела в машине позади него. Все это время он провел в тренажерном зале и теперь подробно рассказывал нам про свои достижения: сколько миль пробежал, сколько скручиваний для пресса сделал, с каким весом отжимался лежа. Он похвастался, что потерял уже почти полтора килограмма. Дениз заявила, что это, конечно, очень хорошо, но ей хочется поговорить о чем-нибудь еще помимо спортзала.
— Задай Джасире какие-нибудь вопросы про нее, — велела она. — Узнай хоть что-нибудь о моих друзьях.
— Расскажи про себя, Джасира, — послушно сказал мистер Стэсни, глядя на меня в зеркало заднего вида.
— Не так! — возмутилась Дениз. — Задай ей какой-нибудь личный вопрос.
Мистер Стэсни задал мне несколько “личных” вопросов — про школу, папу и маму. Мне это напомнило беседу с родителями Томаса, вот только мистера Стэсни совершенно не интересовали мои ответы. Конечно, он не был невежливым или что-нибудь в таком духе. Просто, наверное, он еще не все рассказал про свое посещение спортзала.
Ужинать мы отправились в ресторан “Олив Гарден”, где мистер Стэсни стал позорить Дениз, громко разговаривая и представляясь официантке по имени. Потом мы вернулись к Дениз домой и сели смотреть фильм из проката, который назывался “Кусочек синевы”. Фильм был старый, шестидесятых годов, и в нем рассказывалась история любви слепой девушки и негра.
— Я подумала, что ты сразу вспомнишь о себе и Томасе, — сказала Дениз.
— Ну, я же не слепая.
Она стукнула меня по руке.
— Да при чем тут это! — воскликнула она.
В середине фильма Дениз положила голову мне на ноги, которые я вытянула вдоль дивана. Иногда, когда я пыталась отщипнуть кусочек заусеницы с пальца, она брала меня за руку и строго велела прекратить. И потом не сразу отпускала мою руку.
Мистер и миссис Стэсни ушли в гости к друзьям, и, когда они вернулись, я забеспокоилась, как они отреагируют, увидев нас в таком виде. Но, возникнув в дверном проеме, миссис Стэсни только заметила, как это романтично. На это Дениз велела ей заткнуться, а миссис Стэсни только засмеялась и пожелала нам спокойной ночи. Я даже представить не могла, каково это — велеть маме заткнуться. И не могла представить, чтобы моя мама нормально отнеслась к тому, что я — романтичная.
Я надеялась, что спать Дениз ляжет рядом со мной, как тогда на диване, но она держалась своей стороны кровати. Я немножко подумала, а может, я лесбиянка, но потом решила, что все же нет. Скорее всего, мне просто нравится, когда до меня дотрагиваются, а мне из-за этого не делается плохо или больно.