Выбрать главу

Ставший после смерти Черненко в 1985 году генсеком ЦК Горбачёв, считавший себя членом андроповской команды и продолжателем дела слишком быстро ушедшего в мир иной Юрия Владимировича, сразу уберёт из МГК Гришина, поставив на его место молодого, энергичного и амбициозного Бориса Ельцина с Урала, который так отзывался о задумке Горбачёва и о своём предшественнике в кресле первого секретаря МГК КПСС:

"… я отлично понимал, что меня используют, чтобы свалить команду Гришина. Гришин, конечно, человек не высокого интеллекта, без какого-то нравственного чувства, порядочности — этого у него не было. Была напыщенность, было очень сильно развито угодничество. Он знал в любой час, что нужно сделать, чтобы угодить руководству. С большим самомнением… Многих он развратил, не всю, конечно, Московскую партийную организацию, но руководство МГК — да. В аппарате сложился авторитарный стиль руководства. Авторитарность, да ещё без достаточного ума — это страшно. Сказывалось это всё на социальных делах, на уровне жизни людей, на внешнем облике Москвы. Столица стала жить хуже, чем несколько десятилетий назад. Грязная, с вечными очередями, с толпами людей…"

А персональный пенсионер союзного значения с 1987 года, Виктор Васильевич Гришин скоропостижно умрёт 25 мая 1992 года от инфаркта в Краснопресненском райсобесе, куда придёт переоформлять отменённую после распада СССР персональную пенсию на обычную, мизерную, на которую в те времена уже нельзя было прожить.

Всю свою длинную жизнь на партийном Олимпе Гришин говорил от имени народа и действовал ради народа, которого он не знал совершенно. Он так давно не стоял в очередях, что забыл, что это такое. Даже, когда его отставили при Горбачёве, он остался персональным пенсионером, прикреплённым к партийным кормушкам, поликлиникам, больницам и санаториям — поменялся только их уровень, что для бывшего члена ЦК и Политбюро уже было сильнейшим ударом. Но оказавшись вдруг в мае 1992 года среди, в самой гуще нищего народа, в длинной очереди, как все, Гришин первый раз увидел настоящую жизнь советского народа изнутри. И его партийное сердце не выдержало такого испытания жуткой советской действительностью, о которой он и понятия не имел.

У Гришина, в отличие от многих других бывших партийных бонз, прекрасно вписавшихся в капитализм на золото, недвижимость и связи партии, никаких денег, особняков и ценностей и в помине не окажется. Бывший "всесильный хозяин" Москвы скончается в полной нищете.

На горе Горбачёва (и не его одного), слишком амбициозный Ельцин станет могильщиком не только Гришина и его команды в МГК, но политически похоронит и самого Михаила Сергеевича, а также КПСС, КГБ и СССР. Чего тогда никто ещё не знал…

Планов громадьё.

Услышав на заседании Политбюро 18 декабря 1980 года приятные слова Андропова про свой день рождения, Брежнев расплылся в добродушной улыбке, и все, заулыбавшись, принялись обсуждать, как и где лучше отпраздновать очередную годовщину "дорогого Леонида Ильича".

И вдруг Брежнев говорит: "А что это мы, старые товарищи по партии, так официально друг к другу обращаемся — Михаил Андреевич, Дмитрий Федорович… Давайте звать всех по отчеству — Андреич, Федорыч". Помолчал и добавил: "Ильич…" Все для вида одобрили, но на новые обращения так и не перешли.

Маленький праздник для членов ПБ, секретарей ЦК, руководства Совмина, Госплана и Госснаба, некоторых руководителей братских партий намечалось провести в Кремле, затем — в узком дружеском кругу и с членами семьи — дома на Кутузовском проспекте, а на ближайшие выходные готовилась большая стрельба и алкогольные возлияния в охотхозяйстве в Завидово.

Андропов зачитал от имени Политбюро поздравление Брежневу с наступающим днём рождения и Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении его Орденом Октябрьской революции (дата была некруглой, поэтому в этот раз вручили только второй орден в советской иерархии, на следующий год — 18 декабря 1981 г. ему присвоят в четвёртый раз звание Героя Советского Союза с вручением медали Героя и восьмого Ордена Ленина). На официальном поздравлении под камеры Центрального телевидения вручать вылез "вечный" идеолог — Суслов.