Андропов в это время был ещё в Кремле на заседании Политбюро ЦК КПСС, а затем на вручении Брежневу ордена по случаю наступающего дня рождения. Так американская разведка, высшее руководство и госдепартамент США волей случая узнали о смерти бывшего советского премьера раньше Председателя КГБ и членов высшего советского руководства.
Эдмунд Маски позвонил также исполняющему обязанности директора подчинённого Госдепартаменту Информационного агентства США (ЮСИА) — фактически параллельной разведывательной службы, которая курировала и финансировала подрывную радиостанцию "Голос Америки", вещавшую на весь мир на более чем 50-ти языках.
Анекдотично и симптоматично, что в 1978-82 годах сокращённое название этого пропагандистского и фактически разведывательного агентства по-английски состояло их тех же трёх букв, что и ЦРУ (ICA — International Communication Agency; CIA — Central Intelligence Agency). Оттуда тоже ушло срочное задание в московский корпункт Ай-Си-Эй проверить и разузнать детали о смерти бывшего премьера СССР.
Советский арабский телефон и армянское радио
И снова США повезло. Тут на руку американцам сыграло, прежде всего и именно, то, что кремлёвские старцы, некрасиво отправив больного Косыгина в досрочную отставку, лишили его статуса второго лица в стране. Став почти обычным пенсионером, бывший член Политбюро ЦК КПСС и председатель советского правительства перестал охраняться КГБ, и это сделало физический доступ к нему и распространение информации о нём практически свободными.
Вся больница на Мичуринском проспекте, где он лечился три месяца, немедленно узнала о смерти опального Косыгина, и эта печальная весть стала распространяться по Москве с невероятной скоростью. В закрытом советском обществе обладание эксклюзивным знанием являлось признаком принадлежности к элите, и каждый старался повысить свой личный статус в своём профессиональном и личном окружении с помощью пересказов слухов и домыслов о жизни на кремлёвском Олимпе.
Так называемое "армянское радио" (или, как говорили французы, "арабский телефон") было самым эффективным средством массовой информации в СССР. Каждый, кто узнавал какую-нибудь конфиденциальную новость из закрытых властных кругов, старался побыстрее пересказать её — под большим секретом — всем своим друзьям и знакомым. Сам факт преувеличиваемой секретности сообщения был достаточен для того, чтобы самый большой секрет быстро становился секретом Полишинеля. К 15 часам дня 18 декабря 1980 года о смерти Косыгина знал уже весь огромный аппарат Совмина СССР и ЦК КПСС. О ней не знало только Политбюро ЦК и высшее руководство КГБ.
Отсутствие официального сообщения и факт опальности бывшего премьера сильно подогревали интерес к печальному известию, а увязка её официального замалчивания с днём рождения Брежнева была для всех высших советских чиновников очевидной. К 16 часам дня, когда Андропов, вернувшись из Кремля, беседовал с Крючковым, о кончине Косыгина уже знала и говорила вся Москва.
Американские журналисты успешно соревновались с ЦРУ и РУМО по добыванию интересной и оперативно значимой информации в СССР. В Москве у ЮСИА, Рейтера, других информационных агентств и иностранных СМИ были отличные позиции, в частности, в среде научной и творческой интеллигенции, приближенных к Кремлю журналистов, высших партаппаратчиков ЦК КПСС и сотрудников МИДа. И перепроверить информацию из США не представляло никакого труда.
Были у американцев и отличные источники информации и влияния в возглавляемом зятем Косыгина, академиком Гвишиани ВНИИСИ. На то этот институт был и научным заведением системного анализа, чтобы работающие там люди были весьма хорошо информированы. Они смогли легко связать осенний инфаркт бывшего предсовмина СССР, октябрьскую отставку Косыгина, его затянувшуюся серьёзную болезнь, и появившиеся слухи по всей Москве о смерти Косыгина.
Даже не посвященным в высшие кремлёвские тайны системным аналитикам стало очевидным, что случилось что-то особенное, и этим экстраординарным событием могла быть только действительная смерть Косыгина, что и подтверждало слухи. Тем более, что близкий круг академика Гвишиани это уже знал, после дообеденного звонка из клиники и срочной поездки туда директора ВНИИСИ, вернувшегося расстроенным печальным известием.