Машина русского дипломата была шикарной и дорогой, вмятина в левом бампере приличной и наглядно говорившей о явной вине француза — помеха справа, имевшая приоритет по дорожному кодексу Франции, строгие правила которого ничем не отличались от советских. Это грозило французскому журналисту пробить солидную брешь в его бюджете.
На месте происшествия стала быстро скапливаться шумная толпа кровожадных парижских зевак и добровольных советчиков. Даже, если бы русский оказался виноват, ему всё равно ничего не грозило бы — дипломатический статус позволял ему просто послать и пострадавшего француза, и французскую полицию, куда подальше.
Но вместо того, чтобы громко и со скандалом обвинять во всем Шарбонье, как сделал бы в Париже любой другой автомобилист, независимо от того, был ли он виноват в ДПТ или нет, любезный до неприличия русский дипломат рассыпался в пространных извинениях на отличном французском, сразу и без препирательств принял всю ответственность на себя. Это сильно разочаровало большую толпу зевак, немедленно начавшую расходиться, поняв, что скандала не будет, и обрадовало Шарбонье.
Более того, Широков не только живо уладил дела с дорожной полицией, обязался полностью оплатить Шарбонье ремонт его задрипанного "Пежо", весьма оперативно организовав его срочную эвакуацию к знакомому гаражисту-механику, который обещал всё исправить в течение дня, но и пригласил француза урегулировать все оставшиеся формальности со страховками в ближайшем ресторанчике.
За шикарным обедом с великолепной выпивкой в отличном ресторане, где русский, похоже, был уважаемым и желанным завсегдатаем, досадное недоразумение было быстро забыто, и "коллеги" принялись обсуждать профессиональные журналистские проблемы.
То ли вино в этот раз было лучше, то ли из-за психологического стресса после ДТП, но Шарбонье "поплыл", расслабился и начал изливать совершенно незнакомому русскому израненную в многолетних журналистских и чиновных боях французскую душу. Он рассказал ему о себе всё, даже не заметив, что в ответ не узнал от русского "коллеги" практически ничего о нём.
После обеда Широков подбросил Шарбонье обратно до здания Гостелерадио Франции, и тот, из простой любезности, не мог не пригласить иностранного "коллегу" зайти к себе в редакцию, если ему это интересно. Русский удивительно легко согласился, хотя был солидным руководителем заграничного бюро влиятельного и известного на весь мир советского агентства.
Шарбонье было весьма приятно и лестно провести такого почётного гостя по коридорам Радио Франции, представить своего нового знакомого приятелям, коллегам, врагам и начальству. Строго говоря, это Широков в коридорах по дороге представлял Шарбонье французским журналистам из других, более престижных редакций радио и телевидения Франции. Заведующего бюро ТАСС в этом здании знали очень многие, а сотрудника отстойника РФИ гораздо меньше.
Как ему ни было неудобно, но Шарбонье пришлось рассказать о своём скромном вкладе в лингвистическое просвещение африканского континента. Слово за слово, разговор зашёл о конкурсе "Загадочное слово" и о полученной из СССР неподписанной телеграмме. Шарбонье даже показал её Широкову.
Тот, повертев её в руках, внешне не проявил большого интереса к странному посланию из Москвы, заметив только, что высоколобые интеллектуалы встречаются не только в Африке, но и в самой большой в мире стране победившего социализма, славящейся своей системой образования.
На вопрос, что Шарбонье собирается делать с этим посланием, тот ответил, что ни обратного адреса, ни фамилии отправителя нет, и поделать с телеграммой пока не представляется возможным ничего. Несмотря на то, что ответ на загадку был прислан правильный, и его автор формально победил в этом этапе конкурса, он оставался "неизвестным солдатом", мистером Иксом.
В своём вечернем, секретном отчёте резиденту советской внешней разведки во Франции полковнику КГБ Четверикову, кадровый шпион Широков подробно рассказал об оперативном подходе к французскому объекту разработки, о полученной информации, о лингвистическом конкурсе и телеграмме. Отметив, что Шарбонье не производит впечатления скрытного или хитрого человека, не скрывает своего недоумения по поводу загадочной телеграммы из СССР, которая, по всей видимости, создала для РФИ во Франции столько же проблем, сколько и для КГБ в Москве, Зеленограде и Париже.
История с побитыми машинами и их ремонтом дала советскому шпиону Широкову отличную возможность завязать регулярное и мотивированное общение с Шарбонье в течение нескольких дней, подключив к нему ещё двух оперативных сотрудников парижской резидентуры — работника бюро ТАСС Владимира Куликовских и атташе по культуре Юрия Борисова. Но ничего принципиально нового в течение первой недели получено больше не было.