Был уже вечер, конец рабочего дня. Малинкин вздохнул. Он поглядел на составленный план: двадцать шесть пунктов, развернутых на четыре с половиной листа мелкого почерка. Вроде все как надо было сделано, но Малинкин не чувствовал удовлетворения от сделанного, а чувствовал другое: — невнятные какие-то угрызения. «Разъял природу я как труп», — подумал он заемными словами, и — «Суха теория, мой друг». Собака лежала на боку, спала и бежала во сне куда-то, конвульсивно подрагивая четырьмя ногами. «Чудо природы, — подумал Малинкин, и еще, — то ли я делаю сейчас, то ли совсем делаю? Я пришел когда-то в науку, имея только любопытство в уме, а теперь мои мысли текут другими путями. Как получилось такое? Хозрасчет рублевый, семь шкур с барана — раньше мне не это пришло бы в голову. Или от привычки к системному анализу явлений я утратил какие-то непосредственные человеческие качества? Да, человек меняется под воздействием обстоятельств своей жизни и работы: что-то уходит из него, а что-то вырастает новое». Малинкин наклонился над спящей собакой. «Для кого-то это будет собака, кому-то это покажется чудом, а для меня это объект, который я буду исследовать», — подумал он. Это была правильная, разумная мысль, приносящая удовлетворение. «Да, человек формируется обстоятельствами», — второй раз подумал Малинкин. С близкого расстояния он рассматривал собачий хвост. Обрубочек, кажется, стал чуть длиннее, совсем чуть-чуть. Малинкин понял это, увидев пушок новой шерсти — тонкой полоской по краю. Он поискал в ящиках инструмент, чтобы произвести замеры, но оставил поиски. «Ах! — подумал он. — Все-таки это собака, живая собака. Но тем не менее, это чудо. Я не хочу делать из нее объект, есть ведь границы… границы науки и границы морали, всему есть границы. И на чудо я хочу смотреть как на чудо, без задних мыслей». Детским взглядом ребенка Малинкин смахнул исписанные четыре с половиной листа в корзину. Он разбудил собаку, взял на поводок. «А я ведь с материнской стороны, можно сказать, Собакин, — подумал он вдруг, — потому что мама моя была Собакина. И двоюродные мои тоже Собакины».
Выходя в дверь, пропустил собаку вперед. На пороге спохватился и вернулся, хотя это и была дурная примета — возвращаться с порога. Взял скальпель.