Все это не могло вызвать энтузиазма, реорганизациями были сыты по горло, их воспринимали как очередное проявление субъективизма Хрущева.
Немало сделав для преодоления культа личности Сталина, Хрущев со временем и сам оказался в плену этой опаснейшей болезни, воспринимая как должное потоки славословия в свой адрес, хлынувшие с газетных страниц и трибун. В начале 60-х, работая главным редактором журнала ЦК КПСС «Агитатор», я, как говорится, набрался храбрости и обратился с письмом на имя Н. С. Хрущева, смысл которого, если отбросить дипломатические уловки, сводился к тому, что сам Никита Сергеевич должен притормозить начинавшее захлестывать партию и страну славословие. В письме привел конкретные факты этого и писал о том, что люди, поющие хвалу руководителю партии и страны, зачастую делают это далеко не бескорыстно, что тем самым они оказывают лидеру партии медвежью услугу и что рецидивы культа личности могут нанести большой вред и партии, и обществу…
Реакции на письмо, однако, не последовало, хотя, прежде чем отослать его, я звонил по «вертушке» помощнику Н. С. Хрущева Шуйскому, который обещал не только прочитать письмо, но, если потребуется, и доложить о нем Никите Сергеевичу. Как видно, «не потребовалось». Не хочу скрывать, в те дни я много переживал, поскольку мое обращение к Н. С. Хрущеву могло иметь для меня самый неблагоприятный оборот, ведь он был человеком непредсказуемым.
Кое-кто сегодня пытается оспаривать тот факт, что Н. С. Хрущев искренне стремился внести изменения в устаревший политический и экономический механизм, что он хотел улучшить жизнь людей, а особенно тех, кто годами и десятилетиями ютился в подвалах и бараках. Очень многое делалось для решения этих и других в 1росов, но, к сожалению, непоследовательно. Предпринятые тогда реформы не подкреплялись глубинными демократическими преобразованиями, что сводило на нет прогрессивные начинания и реформы. Большие надежды, порожденные новым курсом партии, идеями XX съезда КПСС, постепенно сменялись скептицизмом и даже откровенным, горьким разочарованием. Геннадий Иванович Воронов, который в те годы был членом Политбюро ЦК КПСС, пишет в журнале «Дружба народов» (№ 1, 1989 год) о том, как «мелькнула и исчезла» надежда на глубокие преобразования, напоминающие нынешнюю перестройку. И честно признает: «Ответственность за то, что возможность коренного перелома в жизни страны осталась нереализованной, несем перед партией и народом мы, тогдашние руководители. Признать такого рода ошибку куда труднее, нежели всякую иную, но сделать это необходимо, и уж тем более необходимо сделать это сегодня, когда повторение такого рода ошибки было бы, в полном смысле, роковым».
И все-таки одно мне кажется совершенно бесспорным: что бы ни утверждали тогдашние да и нынешние противники и недоброжелатели Хрущева, как бы ни была противоречива его личность, история воздаст ему должное за многое. Хрущев сумел отстранить от руководства Берию; окажись тот у кормила власти, — а такая опасность была вполне реальной, — наше общество испытало бы немало тяжких бед и трагедий. Вслед за этим Хрущев ликвидировал концлагеря, освободил и реабилитировал полмиллиона невинных жертв сталинско — бериевского террора. Наконец, архимужественное разоблачение культа личности Сталина, круто переменившее советское общество, положившее начало его обновлению, — все это способствовало и переходу от «холодной войны» к мирному сосуществованию с Западом.
Даже Суслов, выступая на октябрьском (1964 года) Пленуме ЦК, вынужден был заявить, что генеральная линия, выработанная на XX, XXI и XXII съездах, в разработку которой внес определенный (?!) вклад Н. С. Хрущев, является правильной и нерушимой, что следует отметить его положительную роль в разоблачении культа личности Сталина, в проведении ленинской политики мирного сосуществования государств, в борьбе за мир и дружбу между народами и что было бы неправильно забывать эти заслуги Хрущева. Признание это тем более важно, поскольку мы теперь знаем, при каких обстоятельствах оно было сделано.