Поняла. Разложила.
Спустилась вниз.
В подвале воняло. Немытым телом и нечистотами.
Под диваном никого не было.
Дрожа от страха, Люба поднялась наверх.
Закрыла дверь подвала. Выключила свет. Вышла наружу.
Светило солнце. Пели птицы.
Мимо промчался какой-то джип, из раскрытых окон которого гремела музыка.
Прошли двое молодых ребят, с любопытством оглядев застывшую Любу.
Та очнулась от их взглядов. Закрыла гараж на замок.
Когда шла домой, её трясло. На коже выступили мурашки. И было больно дышать.
У себя в квартире Люба первым делом открыла окно, впустив в комнату свежий дух жимолости, растущей под окном.
Жила Люба на первом этаже, на Молодёжном проезде. В маленькой, но уютной, как она считала, квартирке.
Послонявшись по этой своей квартирке пару часов, Люба позвонила Гале.
Та обрадовалась звонку. Начала приглашать в гости. Но Люба сослалась на занятость и повесила трубку.
Потом позвонила Жене. Хотя не разговаривала с ним уже несколько месяцев. Тот ответил не сразу. Сказал, что за городом, и перезвонит в понедельник.
«Бабу себе нашёл уже, не местную, – подумала Люба. – Не может он говорить, видите ли…»
Оставаться одной дома уже не было никаких сил.
Люба собралась и отправилась гулять. По городу. Обошла его вдоль и поперёк. Прошла все магазины, потолкалась на базаре. Уже ближе к вечеру зашла в церковь. Где долго стояла в углу, вспоминая молитву. Но дальше «да святится имя твоё, да придёт царствие твоё» у Любы вспомнить не получалось.
Ночью опять приснился Витя. Он сидел уже не в ванной, а на кухне. Такой же грязный и вонючий, как в предыдущем сне.
Витя был грустный. Он тихо плакал и постоянно повторял: «Забрали они меня, я же говорил, не выключай свет».
– Кто они? – спрашивала Люба.
Но Витя не отвечал, а только плакал.
Утром Люба по привычке вскочила рано. Умылась, оделась.
К гаражу шла долго. Останавливаясь у каждого столба.
Наконец-таки дошла.
Открыла гараж. Включила свет. И медленно осела на пол.
От дверного проёма по полу гаража из-под закрытой двери тянулась бельевая верёвка.
Люба на четвереньках подползла к этой проклятой двери, приподняла её. Заглянула вниз.
Рядом с диваном стояло ведро. Привязанное к этой самой веревке.
Как заворожённая, Люба вытащила ведро.
В нем в моче плескались две какашки. Коричневые и аккуратные. Такие же, как вчера и позавчера.
Люба поднялась, взяла ведро, вышла наружу. Выкинула ведро в контейнер. Вместе с верёвкой.
– Этого не может быть, этого не может быть… – шептала Люба, идя домой, – этого не может быть…
Она отчётливо помнила, что накануне швырнула ведро в угол гаража.
Как оно могло оказаться в подвале, да ещё и с Витькиным дерьмом?
В квартире Люба постаралась взять себя в руки. Приняла контрастный душ. Попила чаю с мятой. Немного успокоилась.
Затем принялась гладить. Перегладила всю одежду ребёнка, постельное бельё, своё.
Однотонная работа хоть ненадолго, но отвлекала от мыслей.
Люба помыла полы. Вытряхнула ковёр во дворе. Прогулялась в близлежащий магазин. Накупила продуктов на неделю.
Но всё это не помогло. К вечеру её опять стало трясти.
Она походила по квартире из угла в угол. И не выдержала. Пошла к гаражам.
Было ещё светло. Как и неделю назад, когда она встретилась с Витей около дома Гали.
Люба отперла гараж. Открыла нараспашку ворота.
И сразу же увидела верёвку. Которая, как змея, извивалась по полу от двери подвала.
Люба тихо завыла. Совсем тихонечко, почти неслышно.
Она щёлкнула выключателями. Откинула дверь в подвал.
Диван.
Рядом с диваном ведро. И от ведра тянущаяся вверх верёвка.
Люба вытащила ведро.
Две Витькины какашки весело плавали на поверхности его же мочи.
Люба поставила ведро в сторону. Посидела, раскачиваясь.
– Я больше не буду, – сказала кому-то в подвал.
Подвал ответил тишиной.
Люба встала. Отряхнулась. И пошла домой, не глядя по сторонам и слегка шатаясь.
Эту дорогу она уже знала наизусть. Целую неделю ходила по ней.
А гараж так и остался раскрытый нараспашку.
Пока добрела до дома, стемнело.
Люба зашла в квартиру. Включила везде свет. Приняла душ.
Надела чистую ночную рубашку. Расчесалась. Завязала волосы в пучок.
Было страшно.
Люба долго искала в кухонных шкафах верёвку. Но обнаружила её только в коробке на антресолях. Настоящую, пеньковую. Её купили ребёнку, когда тот увлёкся вязанием морских узлов. Но увлечение прошло, а вот верёвка осталась.