…
…это самый лучший государственный строй.
…
…При нём существует своеобразное равенство — уравнивающее равных и неравных.
…
…из олигархического человека получается демократический.
…
…заметив, что акрополь его души пуст, захватывают его…
…
…В убеждении, что умеренность и порядок в расходовании средств — это деревенское невежество и черта низменная, они удалят их из своих пределов, опираясь на множество бесполезных прихотей.
…
…человек живёт, угождая первому налетевшему на него желанию…
…
…только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен…
…
…государство… опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы…
…
…при таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей…
…
…душа граждан становится чувствительной даже по мелочам: всё принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат… тем, что перестанут считаться даже с законами — писаными или неписаными — чтобы уже вообще ни у кого и ни в чём не было над ними власти.
…
… — начинаются обвинения, судебные разбирательства, тяжбы.
…
…тиран… вырастает именно из этого корня…
…
…стать тираном и превратиться из человека в волка…
…
…раз народ породил тирана, народу же и кормить его и его сподвижников.
(П л а т о н. «Государство», книга восьмая. В переводе А. Егунова. По изданию: «Государство. Законы. Поли-
тик». «Мысль», Москва, 1998 г.; стр. 310–325. — Фрагменты текста приводятся с сокращениями).
Разве не впечатляет?
Очень странно то, что американские выборные лица смогли отмахнуться от столь жёстких предостережений и констатаций, пришедших к ним спустя две с лишним тысячи лет и широко им известных, — хотя бы из энциклопедии французских просветителей ХVIII века. Они будто и не собирались дать внятного объяснения термину «свобода». А при вводе в оборот и в законы термина «свобода слова», ещё не употреблявшегося в Элладе, их старания завели их ещё дальше в непроницаемый тупик.
В самом деле: как было не обратить внимания на вполне мрачный исход жизни на началах провозглашаемой свободы! Ведь греки, энергичные в своих социальных и культурных устремлениях, так и не смогли «управиться» с нею, что видно по закату их правовых ценностей и вообще — по утрате самостоятельности страной перед более сильным и более напористым Римом.
Нам неизвестно о каком-либо активном обсуждении этого возвышенного термина в народе Соединённых Штатов, когда конституция страны уже разрабатывалась и в преддверии, а также и после этого события. Их, по крайней мере, можно бы считать любопытными. В древней Греции было ведь по-другому.
В сочинениях того же Платона почти зримо предстают перед нами бурные обсуждения принципов свободы в непринуждённых и никем не пресекаемых беседах, обозначенных как диало́ги. Они затевались по любому поводу, — с участием не обязательно только двух человек, наименьшего состава по численности, но и — целых групп спорящих и оппонентов. И столь яркий обмен мнениями продолжался не какой-то короткий срок, а многие годы…
В новое время вслед за США эстафету горькой неосмотрительности при использовании очень важных и приманчивых правовых терминов приняли многие государства, претендовавшие называться демократическими. Здесь не исключение и нынешняя Россия.
Разрабатывая принципы её новой государственности, прав и свобод своих граждан, она попросту переняла «плавающие», размытые обозначения чужих нормативов.
По этой части в стране не проводилось и соответствующих, сколько-нибудь сто́ящих обсуждений. Законотворцы, имея дело с понятием свободы, вели себя вяло, понадеявшись на мировой опыт. В народе же, который на протяжении многих десятилетий был практически отстранён от управления государством, новая терминология не шла в расчёт из-за его невольной апатии.
Если он и мог чего-то желать, как свидетель и участник режимного застоя, то — только перемен. Каких конкретно, он не знал.
Законодатели советского срока ловко использовали это роковое обстоятельство, преподнося его как выражение чаяний народа, как его стойкость и похвальную терпимость перед лицом возникавших трудностей.