Американец промолчал. Мама подошла к нему и внимательно оглядела с головы до ног.
— Вам надо помыться, Ричард, — сказала она по-тагальски[17], английского она не знала.
Ричард вопросительно взглянул на меня, и я перевел, что она сказала.
Ричард поморщился, видно от боли, но, взглянув на грязные руки и ноги, ответил:
— Да, мадам, вы правы.
Он поклонился, и мы засмеялись, решив, что он шутит, а он просто осмотрел свои грязные брюки. Нам понравились его улыбка и голос. По его взгляду я понял, что мы ему тоже понравились.
Вечером отец и дядя заявили, что какое-то время Дик будет жить у нас.
— Наш долг укрыть друга, — торжественно произнес дядя.
— Он нам не друг, — возразила тетя Клара. — Не будь американцев, у нас не было бы войны, наш Мануэль…
— Клара, — заметил дядя, — ты никак не можешь забыть о своем сыне!
— Послушайте его, — вскричала тетя, — «о своем сыне»! Может быть, о нашем сыне?
— Ты права, Клара, но сейчас не время ссориться.
— Он мне показался симпатичным парнем, — поддержала мама. — Я люблю людей с ясными глазами и приятным голосом.
— Он может спать в бомбоубежище, — продолжал дядя, так он называл щель, которую мы отрыли под домом. — Там удобно да и безопасно.
— Ты прав, — поддержал отец, — лучше не придумаешь.
— А я не хочу… — опять вступила тетя Клара, но внезапно осеклась: со двора по лестнице поднимался Ричард.
После мытья вид у него был куда лучше и свежее.
— Добрый вечер, — мягко сказал он.
— Добрый вечер, — ответил дядя.
— Добрый вечер, — отозвалась мама по-тагальски.
За ужином дядя рассказал, как нашел Ричарда на берегу реки Маламиг. Американец сидел в растерянности у водопада и не знал, что делать. Ричард добавил, что неделю назад во время налета на японский аэродром около Манилы его самолет был подбит. Он выпрыгнул с парашютом и приземлился возле каких-то гор.
— Несколько дней, — рассказывал Ричард, — я шел наугад, ел те фрукты, которые удавалось собрать. Однажды я поймал и съел дикого цыпленка.
Пока он говорил, мама не спускала с него глаз. Она не понимала ни слова, но ей нравилась его манера речи, его мягкое и грустное лицо.
— Из-за дозоров и патрулей я избегал больших дорог и шел через глухие места в надежде повстречать добрых людей вроде вас и молился про себя.
— Спроси его, он католик? — подтолкнула мама отца.
— Нет, я протестант, — ответил Ричард на вопрос отца.
— Он тоже верит в бога, — вывернулся отец, — и наш брат.
Мама улыбнулась, будто вкусила сладчайшего манго.
— Он славный, — заметила она.
Однако тетя Клара демонстративно встала из-за стола, ушла в свою комнату и проплакала весь вечер. Ужин ее остался нетронутым. Я потихоньку стянул с ее тарелки куриный желудок, который любил больше всего. Ричард заметил и улыбнулся. Я почувствовал превосходство над своим братом и сестрами. Кто первым его увидел? На чьем матраце провел он первую ночь?
После ужина мы с Ричардом спустились в укрытие, и он стал рассказывать про Америку, про огромные небоскребы́ и длинные мосты. Я начал расспрашивать его о Ло́уне Рэ́нджере — Одиноком Скитальце, своем любимом книжном герое. Мы проболтали до полуночи, и Ричард разрешил называть себя Диком, как зовут его друзья дома.
Мама кликнула меня наверх. Пора было спать, да и Дику не мешало отдохнуть. При расставании Дик опять пожал мне руку, как взрослому.
Ночью мне снилось, будто я плыву в огромной лодке. Откуда-то льется музыка. Мы проплываем под высоким мостом, с лодки его не достать. Потом я вижу Одинокого Скитальца на коне. Конь поклонился, и я захохотал как безумный.
Наутро дядя Сиано заметил, что этой ночью я храпел куда сильнее, чем отец. Не иначе как из-за сновидения, подумал я.
Я рассказал Дику о своем сне, и он решил, что Америка мне должна понравиться.
— Как только вернусь домой, — сказал он, — я постараюсь, чтобы ты побывал в Америке и все увидел собственными глазами.
У меня запершило в горле от радости, я не мог вымолвить ни слова. Уже под вечер я поведал отцу об обещании Дика. Тот только улыбнулся в ответ — видимо, решил, что Дик пошутил. Я же верил Дику, верил, что когда-нибудь встречусь с Одиноким Скитальцем, увижу длинные мосты и небоскребы Америки.
— До Америки десять тысяч километров, — сказал отец.
Я промолчал.
Как-то вечером дядя Сиано пришел с Никола́сом, нашим соседом. Тот был в партизанском отряде в горах. На боку у него болтался нож, говорил он шепотом и быстро-быстро. Я тихонько сел возле двери в комнату тети Клары: отец выгонял нас, если мы мешали вести серьезный, как сегодня, разговор.