Я в клочья порвал письмо и решил написать завтра другое, но на следующий день проспал, на меня навалилась куча всяких дел, пришлось поехать с Эдди и Энни за город, вернулись мы вечером очень поздно. Я все никак не мог понять, отчего это Эдди не может поехать с Энни вдвоем. Но ни разу не спросил его об этом.
Дни шли, я забыл про свое намерение. Каждый день что-нибудь происходило: то открылись пляжи на Джо́уне-Бич и другие на Кони-Айленд, то зоопарк в Бронксе, то ботанические сады и парки. Было так интересно убегать из дому просто поглазеть на девчонок в летних платьицах с открытыми плечами и юбками, развевающимися на влажном ветерке.
1 июля я снова получил письмо из дома, на сей раз от отца. Он писал, что льют проливные дожди, на несколько дней пришлось прервать работы на плотине, нет сил сражаться с ливнями. Отца очень беспокоила плотина. Дядя Сиано во время работы сильно простудился и пролежал несколько дней с высокой температурой, но сейчас поправился. Он собирается ехать в Манилу, приближается 4 июля 1946 года — очень важный день для всех филиппинцев, день провозглашения независимости нашей страны и создания Филиппинской республики[52]. Дядя не хочет пропускать такого события, поэтому перестал ходить на работу, чтобы побыстрее поправиться от простуды.
Мне трудно без помощника, — писал отец. — Когда дядя Сиано слег, я остался один. Почти все опытные работники ушли из баррио к американцам на военную базу. Там работать легче и платят больше. Грустно смотреть, как уходят к американцам за большими деньгами люди! Землю обрабатывать некому, и поля стоят сжигаемые солнцем и заливаемые дождями… Жаль земли.
Отец рассказывал, как живет семья, как тетя Клара помогает маме по хозяйству и больше не торгует на базаре — не хочет оставлять больного дядю Сиано одного.
С письмом отца случилось то, что и с письмом от дяди Сиано: я не успел на него ответить. 4 июля состоялся пикник в честь независимости Филиппин — Дня независимости нашей собственной страны.
Громкоговоритель разносил коротковолновую передачу о торжествах в Маниле. Мы жадно ждали момента, когда оркестр грянет филиппинский национальный гимн, означающий, что в Луне́те[53] спущен американский флаг и вместо него поднят наш, филиппинский. Для нас здесь, в американском парке, в 12 тысячах миль от Манилы, это был поистине драматический момент. Когда отзвучал гимн, мы бешено хлопали в ладоши, будто сами находились в Лунете.
Все кричали «мабу́хай!». Это удивительно емкое филиппинское выражение может означать «да здравствует», но вместе с тем употребляется как «привет», «до свидания», «спасибо», «ура», «за ваше здоровье» и в других случаях, означающих радость и дружеские чувства. Это удивительное слово, подобного в английском языке нет.
Во время пикника мы не раз кричали «мабухай!».
Накануне Дня труда[54], когда город охватило какое-то грустное настроение, я получил еще одно письмо из дома. Письмо было от тети Клары. Сердце мое запрыгало, будто детский мячик, — до этого тетя Клара никогда не писала. Я буквально растерзал конверт, стараясь побыстрее добраться до письма. Оно было написано по-тагальски.
Дорогой Криспин, твой дядя Сиано умер. Мы его сегодня похоронили…
Слова запрыгали перед глазами, читать дальше было невозможно. Хотелось кричать, кататься по полу, биться головой о стену. Я разрыдался.
…Дядя поехал в Манилу на провозглашение республики, когда же вернулся в Ремедиос, у него вновь поднялась температура. Он так и не поправился. Доктор сказал, что это воспаление легких. Перед смертью он звал тебя, просил напомнить о той вещи, которую он хотел, чтобы ты привез с собой в Ремедиос. Я не знаю, о чем идет речь, но думаю, что это очень важно. После того как он напомнил об этом, он взял меня за руку и сказал, что очень меня любит…
Слезы вновь залили глаза. Вдруг на мое плечо легла теплая рука. Это была тетя Салли. Я отдал ей письмо.
Через минуту она молча обняла меня.
— Я позвоню дяде в панситерий, — почти шепотом сказала она. — Он должен немедленно узнать об этом.
Тетя ушла, а я остался в кровати и продолжал плакать, вытирая слезы руками. Наконец я поднялся и пошел к окошку. Небо было в тучах, но они не несли с собой дождь. Дул мягкий ветер, с Гудзона доносились гудки пароходов.
Я закрыл глаза и почувствовал прохладу речного ветерка. В памяти возникло лицо дяди Сиано. Он говорил: «Не забудь о том, что я просил привезти с собой в Ремедиос опыт, который дороже всех американских денег».
52
Теперь филиппинцы празднуют День независимости 12 июня — в память о первой Филиппинской республике, задушенной американскими колонизаторами.
53
Огромный парк у Манильской бухты, где испанцами был расстрелян филиппинский герой Хосе Рисаль, отдавший жизнь за освобождение своего народа.