Не существует никаких секретов. Когда мы спрашиваем писателей об их работе, ученых об их методах или изобретателей о том, откуда они берут свои идеи, мы надеемся услышать, что существует некая альтернатива работе — уловка, рецепт или магический ритуал. Но их на самом деле нет. В реальности же есть только труд. Так просто и вместе с тем так сложно.
Развеяв миф, мы оказываемся перед выбором. Если нам дано творить без гениальности и озарения, единственным препятствием на пути к творчеству оказываемся мы сами. Существует множество способов отказаться от созидания. Во-первых, как мы уже упомянули, это совсем не просто. Творить трудно. Это работа.
Во-вторых, на творчество нет времени. Однако время для всех течет одинаково: для бедных, богатых и тех, кто где-то посередине. В сутках 24 часа, в неделе — семь дней, а продолжительность жизни в равной степени непредсказуема. Говорить, что у вас нет свободного времени, кажется неубедительным оправданием в мире, в котором одна из лучших книжных серий была написана матерью-одиночкой32 в одном из эдинбургских кафе, пока новорожденная дочь спала; работник прачечной начал писательскую карьеру длиной в пятьдесят с лишним романов33, сидя в своем трейлере в штате Мэн; философия, изменившая мир, была создана узником парижской тюрьмы34, пока тот ждал очереди на гильотину, а патентный эксперт35 смог перевернуть трехвековые представления о физике всего за год. Время есть.
Третья причина самая серьезная и потенциально может перекрыть кислород нашим мечтам. У нее множество формулировок, но все они сводятся к простому «не могу». Вот он — горький плод, выросший из мифа о том, что лишь избранным дано творить. Никто не думает о себе как об избранном, особенно стоя посреди ночи в ванной и глядя в зеркало. «Я не могу, — говорим мы себе. — Я не могу, потому что во мне нет ничего особенного».
На самом деле мы особенные, но сейчас это не главное. Куда важнее, что особенным быть необязательно. Миф о творческих способностях — ошибка, появившаяся вследствие необходимости найти обоснование потрясающим результатам в выдающихся поступках или личностях и породившая заблуждение, что творение не труд обычных людей и не плод обыденных деяний. Исключительность не служит необходимым условием.
Все, что нужно, — начать. Все «я не могу» растворяются, стоит нам только приступить к работе. Первые творческие шаги вряд ли будут успешными. Воображению требуется практика. Инновации не приходят в наш мир готовыми. Идеи, казавшиеся убедительными в уединенном пространстве нашего сознания, неуверенно колеблются, стоит их выпустить на бумагу. Тем не менее любое начинание прекрасно. Ценность первого наброска в том, что он заполняет пустую страницу. Это искра жизни в болоте. Качество не играет никакой роли. Единственный плохой черновик — тот, который вы не написали.
Как творить? Зачем? Остальная часть книги посвящена ответам на эти вопросы. Что создавать? Только вы можете решить. Возможно, вы уже знаете. Вероятно, у вас есть идея, которую не терпится воплотить. Если же это не так, не переживайте. «Как» и «что» связаны между собой: одно приводит к другому.
Глава 2
ДУМАТЬ ТАК ЖЕ ПРОСТО, КАК ХОДИТЬ
1
Карл
Когда-то Берлин был центром творческого мира. В театрах производили фурор новые пьесы Макса Рейнхардта и Бертольта Брехта. Берлинские ночные клубы были местом проведения вульгарных бурлеск-кабаре[17]. Альберт Эйнштейн вывел Прусскую академию наук на новый уровень. Томас Манн предостерегал об опасностях национал-социализма36. Премьеры кинолент «Метрополис» и «Носферату, симфония ужаса» собирали полные залы. Берлинцы назвали эпоху Марлен Дитрих, Греты Гарбо, Йозефа Пилатеса, Рудольфа Штейнера и Фрица Ланга золотым веком.
Это было подходящее время и место, чтобы думать о мышлении. В Берлине психологи сформировали радикальные представления о том, как работает человеческий разум. Первые семена новой парадигмы посеял профессор Университета Мангейма Отто Зельц. Он был одним из тех, кто предположил, что мыслительный процесс можно изучить и описать. Для большинства его современников разум человека был окутан мистикой и загадкой. Для него же это был механизм.