Отмечу, что, например, очень популярны рифмы с одинаковыми формами глагола. Такие рифмы настолько просты, я бы сказал, примитивны, что злоупотреблять ими считалось чем-то неприличным. Пушкин в «Домике в Коломне» выступает защитником глагольных рифм: «А чтоб им путь открыть широкий, вольный, / Глаголы тотчас им я разрешу… / Вы знаете, что рифмой наглагольной / Гнушаемся мы. Почему? спрошу. / Так писывал Шихматов богомольный; / По большей части так и я пишу. / К чему? скажите; уж и так мы голы. / Отныне в рифмы буду брать глаголы».
Думается, что в самом поиске рифм возникают неожиданные удачные сочетания, и поэтому, мне кажется, умение рифмовать — это та область стихосложения, в которой, если постоянно заниматься ею, можно достичь существенного результата.
Я, разумеется, не хочу посоветовать вам постоянно «бормотать» заготовки для будущих стихов и записывать их в блокнотик, но иметь банк заготовок, которые могут пригодиться к месту, очень и очень полезно. Это часто создает впечатление экспромта, когда вы к случаю достаете из запасов таких находок что-нибудь устраивающее вас именно в этот момент и ощущаете на себе восторженные и завистливые взгляды присутствующих: «Ну и талантище! Ну и реакция!! Ну и скорость!!!» И никто не догадывается, что этот (и многие другие) ваши «экспромты» хранятся с избытком в вашем загашнике.
Практический смысл теории стихосложения
Исходя из наших вполне конкретных целей — научиться сочинять стихи, — нам придется даже ненадолго отойти от создания своих шедевров и соприкоснуться еще с одним аспектом теории литературы. Я понимаю, как трудно отвлекаться от желанной цели, но поэтам и стихотворцам совершенно необходимо владеть научным ликбезом в этом случае, потому что результат для того и другого нуждается в авторской оценке — проверке того, что у вас получилось, не случилась ли где непростительная, неприличная ошибка.
И когда вы читаете у того же Маяковского: «Я не знаю ни ямбов, ни хореев, никогда не различал их и различать не буду. Не потому, что это трудное дело, а потому, что в моей поэтической работе никогда с этими штуками не приходилось иметь дело», то вы понимаете, что это говорилось в полемике со сторонниками традиционной поэтики. Для Маяковского — поэта с тонким и точным поэтическим слухом — это, может быть, искреннее признание. Но для начинающего стихотворца, повторюсь, проверка совершенно необходима.
Итак, что нового привнесли слова Маяковского в наше понимание рифмы? Не буду пока говорить о своеобразии ритма, поскольку, революционер в поэзии, Маяковский не умещался в традиционную ритмику, всячески ее разрушал, обновлял и бесконечно совершенствовал. Эта система стихосложения настолько сложна и интересна, что в наших встречах я хочу уделять ей отдельные беседы. Вообще, знать ее устройство и даже попытаться освоить ее на практике — неплохо. Но для начинающего стихотворца было бы весьма самоуверенно в этом отношении следовать за Маяковским и его немногочисленными наследниками. Для них слом традиционной поэтики был поэтической необходимостью: новое, революционное содержание требовало адекватного поэтического воплощения. Ваше содержание — содержание «стихов по поводу» — никак не годится для строя и формы подобных стихов. Кроме того, почти вся поэзия XX века и самая современная русская пошли путем классической, силлабо-тонической поэзии.
Нас с вами в этой статье с ее весьма ограниченной темой в словах Маяковского интересуют конкретные примеры и их толкование в записных книжках поэта: он ставит в один ряд точные, отвечающие определению рифмы, и неточные рифмы, которые смешивает с «крепко скроенными аллитерациями». Из всего сказанного можно сделать очень важный, фундаментальный вывод: все рифмы — точные и неточные — это частный, хотя и определяющий случай звукописи, пронизывающей все поэзию, все стихотворство. И я бы хотел вернуться к ней уже на нашей следующей встрече, чтобы коснуться ее в разных стиховых системах, в том числе в тоническом стихосложении, к которому в целом принадлежал и Маяковский.