Вы когда-нибудь просыпались трезвон будильника и колоколов одновременно? Ну, то есть не где-то за окно, а вот прямо над вашим ухом?
Вот Паша именно так и проснулся ранним утром в выходной, чувствуя, как в его голове стучит молотом, в ушах звенит, а глаза едва могут разлепиться. Он не глядя, нащупал телефон, щурясь и смотря на время — 9 утра. Какого черта? Он уснул в шесть и жаждал нормально отоспаться, тем более после того, как полночи выпивал сначала в баре, потом в такси, потом ссора с Кирой, а потом уборка!
— Подъем, Кенар, я приготовила блинчики!
Пугающе громкий голос Киры раздался прямо над его головой и Паша, с трудом оторвав голову от подушки, все еще держа телефон, разлепил веки и уставился с удивлением на стоящую перед ним Киру. Со звенящим будильником в одной руке и кастрюлей с веничком в другой. Она поставила будильник на столик, стоило тому отзвенеть и, перехватив покрепче кастрюлю, принялась с шумом помешивать тесто внутри.
— Ты сбрендила? — выдохнул он, с трудом сглатывая. Во рту была настоящая пустыня и ощущение, будто туда нагадил Сникерс. Кира загремела громче и решительнее, заставив Кенара подпрыгнуть, с ойканьем схватившись за голову, качаясь со стоном из стороны в сторону. — Да прекрати греметь!
Шум смолк, послышалось только шумное дыхание девушки и блаженная тишина.
— Я подумала, что нам надо сделать блинчики, — оскалилась Кира как-то еще более радостно, отчего Паша заподозрил, что его Львенка за ночь заменили на этого злобно смотрящего на него робота, который сейчас как-то подозрительно на него глядел. В голове что-то шевельнулось, но мозг был не готов обрабатывать данные, выдавая ошибку за ошибкой.
— Что происходит? — хрипло спросил Паша, сбрасывая одеяло, проведя рукой по густым волосам и тут же замер от хищного взора Леоновой.
— Блинчики, — повторила она, а желтые глаза сузились, как у кошки. Парень огляделся в поисках кота, который обычно в такие моменты крутился рядом, и стало еще более жутко. Сникерса не было.
Он уснул и проснулся в альтернативной реальности в Аду?
— С яблочным джемом, — добавила Кира, смотря на него решительно снизу вверх, и ткнула в него испачканным веничком, нисколько не заботясь о брызгах теста. Паша опасливо отклонился, все еще пытаясь сообразить, что происходит. — Только попробуй отказать! И блинчики у нас будут с мясом, — рыкнула она, вновь погрузив веничек в кастрюлю, продолжая с шумом помешивать тесто.
— А… в честь чего блины? — осторожно спросил Кенар, отступая на шаг, медленно и аккуратно. Мозг уже был близок к нахождению ответа, который плавал где-то на задворках сознания, но еще не был так очевиден.
— Так масленица, — как можно более равнодушно ответила Кира, продолжая помешивать тесто
Паша сузил глаза и сделал еще один шаг к выходу.
— Масленица закончилась полторы недели назад, — скептически потянул он и тут же пожалел. Венчик замер в руках девушки, а сама она сделала шаг вперед, изучающее разглядывая его с ног до головы.
— А у нас она с опозданием, — хмуро потянула Леонова, наклонившись к нему еще больше и Паша невольно отпрыгнул, — ты что против?!
— Нет! — выдохнул Кенар, бросившись из комнаты, крикнув по дороге, — я щас, это, в душ. Ты давай пока там, пеки, джем наводи, скоро буду!
— У нас масло кончилось и сметана! — крикнула она ему вслед, но Паше было уже плевать. Он захлопнул двери ванной, выдохнул и сполз по ней спиной, застонав, ударившись в расчеты, которые быстренько произвели его мозги, выдавая ему неутешительный ответ.
Какого черта он накаркал?
Кто его тянул за язык?
— Кенар!
Паша подпрыгнул, покосившись на дверь в ванной, а за ней Кира мягко, почти нежно, проговорила:
— Имей в виду, попытаешься смотаться из дома, я это запомню и потом блендером из тебя тесто сделаю.
Канарейкин вздохнул, тоскливо вытянув ноги на кафельной плитке ванной, стерилизованной под серый камень, с грустью прикидывая, что теперь три дня придется жить, как на минном поле, потакая чудачествам и выкидонам своей обычно спокойной соседки. А все потому, что Леонову так не вовремя настигли месячные!
Пока мылся, мысленно боролся с дремотой. Задерживаться в нынешнем состоянии Киры, а судя по решительным действиям и шуму, который она воспроизводила на кухне — у нее еще и первый день. Самое начало кошмара. И это сразу после того, как они помирились. Интересно, почему они не прошли раньше? Насколько Паша мог помнить, а за почти три года их совместного проживания он уже успел изучить ее цикл, месячные у Киры должны были пройти еще в начале месяца. Уж не ясно, временный отъезд или стресс так повлияли, что сбился привычный график, но именно сейчас, когда они только-только помирились, это было, как обухом по голове со всего размаху. Потому что именно в эти три дня Кира впадала то в меланхолию, то в ярость, то в депрессию, то в экспрессию, то смеялась, то плакала, а Паша был вынужден вышагивать в такие дни на цыпочках и даже дышать не громко, дабы не Бог не вздумала лишний раз о нем вспомнить.
Во всяком случае, прежние три года ему это успешно удавалось. Трудно было только первые полгода, а потом привык. Не мог же он отвыкнуть за какой-то жалкий месяц?
— Паша!!
Рука самопроизвольно задела полочку, обрушив многочисленные баночки с шампунями, кремами и маслами на пол, а сам Кенар в попытке их поймать, ударился головой о стенку кабины, шикнув от боли.
— Паша, ты что, уронил опять мой шампунь? Ты его разбил да? Я слышу, что ты там копошишься, громко!
— Женщины и их гребаные циклы, — цыкнул Кенар недовольно, подбирая баночки и стягивая с батареи не глядя розовое махровое полотенце, заворачиваясь в него. Закинув в стирку домашние штаны и футболку, понял, что не захватил своих вещей, пока убегал и тяжело вздохнув, повернул защелку, выглядывая наружу в коридор. И тут же наткнулся на недовольный взор и скрещенные под грудью руки.
— Это что, мое полотенце? — мрачно поинтересовалась Кира, взглядом указывая на то, чем он обмотался в районе бедер и Паша опустил глаза, вздыхая тяжело.
Все-таки отвык он за этот месяц. Сильно отвык.
Леонова втянула с шумом носом воздух, готовясь открыть рот, чтобы высказать все, что накопилось в ее голове, как Кенар не раздумывая, шагнул вперед решительно и обхватив ее лицо ладонями, прижался губами к ее губам в жарком, удушающем, а главное очень действенном поцелуе, потому что девушка мигом расслабилась, отвечая на него и обхватив его запястья.
Не дав себе, погрузиться в удовольствие еще глубже, все равно там ничего в ближайшие три дня не светит, он оторвался от ее губ, глядя в затуманенные янтарные глаза, и решительно произнес, разворачивая девушку спиной.
— Львенок, прости меня, я больше так не буду. Давай я заглажу свою вину и схожу в магазин за маслом! — проскандировал он, не давая ей вставить хоть слово поперек.
— Но…
— И сметану куплю, и молоко, и хлеб и твои любимые мягкие пряники с шоколадом!
— И чипсы… — вставила Кира со вздохом, шагая под напором Павла в сторону кухни. Они остановились у дверей его гостиной, и девушка замерла, почувствовав, как пропали его сильные, горячие руки с ее плечи и стало в миг тоскливо, грустно. И захотелось плакать. И тортик. И можно еще Пашу и желательно без полотенца.
— И их тоже, — закивал Паша, шагнув в проход своей комнаты, схватившись за ручку, но очнувшаяся в миг Кира, не дала ему это сделать, задержав дверь рукой, хищно оглядев его с ног до головы, отчего как-то стало не по себе.
— Тортик мне купи, — заявила она, а затем, подумав, брякнула, — и прокладки. А то у меня кажется, заканчиваются. Те самые. Голубые с крылышками, много капелек, где еще забавные облачка и василечки. Ты же помнишь? — вновь с давлением в голосе поинтересовалась она, и Кенар осторожно убрал ее руку, улыбаясь во все тридцать два:
— Помню. Я все помню, львенок. Ну давай, у нас там масленица на носу. Блины, джем, яблоки, чао, — он послал ей воздушный поцелуй и захлопнув двери, выдохнул, слыша как девушка потоптавшись, двинулась на кухню, а из-за кресла выглянула морда перепуганного Сникерса с большими-большими глазами от страха.