От ощущения вполне себе серьёзного, я бы даже сказала, очень серьёзного аргумента в пользу гетеросексуальности преподавателя у своего живота, меня неожиданно, но очень душевно, словно током дёрнуло, дыхание участилось, и я ощутила жар внутри, извержение вулкана, пульсирующего между ног. Офигеть… Я еле оторвалась от его губ, стояла и смотрела, наверняка зная, что сейчас либо слёзы градом, либо смех раздерёт. Настолько ситуация была не в моём духе.
Ося, козёл! Вот честное слово, я же не могу за зачёт отдаться.
— У меня встреча через пятнадцать минут, — тихо прошептал профессор, глядя на меня строго и серьёзно с высоты своего роста. — Либо со мной едешь, Иванова, и пересдавать будешь в другом месте, либо незачёт.
— Надолго? — жалобно простонала я, отступая и пряча за спину подрагивающие руки.
— До утра латынь учить будем, — он больше ничего не сказал, не стал меня никуда звать. Просто собрал свои вещи, кинул телефон в дорогой портфель и, закинув на локоть своё чёрное пальто, направился на выход.
А я припустила за ним, торопясь и запинаясь. По дороге схватила куртку и сумку. До утра? Ну и пусть до утра. Раз даже не целуется, значит с ним вполне безопасно, мужчина-то солидный и взрослый. А эрекция могла быть полной случайностью, кто их геев знает.
Выбежала из универа и пошла к парковке. Данил Казимирович задержался на вахте, поэтому я успела позвонить отцу, пританцовывая на ледяном ветру. Уже май месяц, а в Северной Республике жесть, как холодно по вечерам.
— Да, моё солнышко, да, моя девочка, — папа ожидал от меня абсолютного поражения, сдачи крепости и полной капитуляции.
— А вот фигушки, папочка! Сдала я философию и перехожу на второй курс! — нагло, но победоносно врала я. — Не приеду, даже на каникулы.
— А каникулы-то в чём провинились? — приуныл голос папы в трубке.
Мимо меня прошагал профессор с портфелем в руках, и я решила закругляться.
— Меня на работу берут, все три месяца буду занята, так что ты сам как-нибудь в своём банке без меня, — уже шептала я, — всё, мне пора. Целую.
Отключила телефон, чтобы папа вдруг не перезвонил. Закинув сумку на плечо, прошла до машины профессора. Присвистнула про себя, увидев, на чем катается профессура.
Не знала, что преподам так много платят. Машина была ультра-современной, обтекающий дизайн и марка известная. Не глядя на меня, Данил Казимирович открыл дверь на пассажирское сидение, и я спокойно села в салон.
2
Город по сравнению с Москвой очень маленький, но движение в час пик, как в столице. Не успели мы отъехать от университета, как встали в пробке на светофоре.
В машине было тепло и пахло ментоловым ароматизатором, что большой вонючкой болтался перед лобовым стеклом, и напоминал не листик мяты, а, скорее, лист конопли.
На меня напало такое облегчение, что я вдруг вспомнила, что читала перед тем, как прийти на пересдачу. В тишине салона раздался мой твёрдый голос.
– “Memento mori” — Помни о смерти. “Cogito Ergo Sum” —Мыслю, следовательно, существую. “Sic transit gloria mundi”—Так проходит мирская слава. «Non ducor, duco». — Я не ведомый, но ведущий. И веник две девицы — пришёл, увидел, победил.
Профессор, прищурив глаза, внимательно меня осмотрел, задержал взгляд в районе моей груди.
— Я сдала? — восторженно спросила я.
— А в аудитории ты это сказать не могла? — наморщился Данил Казимирович и вымученно уставился на впереди стоящую машину.
— У меня боязнь аудиторий. Я в школе стихи учителям сдавала в коридоре или на улице, — радостно призналась я.
— И я об этом узнаю только сейчас? — он был возмущён. — Когда столик уже на троих заказан? Извини, Иванова, но ты едешь в ресторан.
— А это обязательно? — скривилась я, вспоминая какие у меня невероятно важные дела есть для отмазки. Но в голову ничего не приходило, даже Лёшка.
— Да, обязательно. Надо бы о тебе справки навести.
— Что их наводить, — недовольно буркнула я и, насупившись, посмотрела на его римский профиль. Если б не ужасная бородка, то сошёл бы профессор за Гая Юлия Цезаря. — Я сама могу всё рассказать.
— Расскажи, Иванова, — кивнул Данил Казимирович. — Кто твои родители, и с какого перепуга, деканат мне всю плешь проел, обещая злотые горы, лишь бы я тебя по философии вытащил? Ты у нас выдающийся боевой маг? — и он с усмешкой кинул взгляд на мою короткую клетчатую юбку, которая никак не натягивалась на колени.
— Так, а чё? Данил Казимирович, какая философия боевому магу?
— Draco dormiens nunquam titillandus*, Иванова. Мой предмет очень важен. Так, кто твои родители?
— Папа банкир, мама владелица ресторанов, — недовольно ответила я. — В Москве они живут.