Трент снова глянул на меня, чтобы показать Элласбет, что мы не одни.
– Ты шесть часов провела в магазинах и купила только одну сумку? – спросил он с едва заметным неодобрительным намеком в голосе.
Элласбет проследила за его взглядом, увидела меня и быстро сменила гневную маску на приветливую. Но я видела, насколько она недовольна, оставалось посмотреть, как это проявится. Я ожидала множества шпилек, замаскированных под комплименты. Но я буду вести себя настолько любезно, насколько она.
Улыбаясь, я выступила вперед в джинсах и хаулерском свитере.
– Я хотела сказать спасибо за амулет от боли и за то, что дали мне помыться, мистер Каламак. – Я остановилась возле стола, и неловкость повисла в комнате, густая и удушливая, как протухший сыр. – Нет нужды беспокоить Квена. Я позвоню моей напарнице, она за мной приедет. Наверняка она уже ломится к вам в ворота.
Трент с видимым усилием подавил собственную злость, не дав ей проявиться. Держа локти на столе так, что рукава халата откатились, открыв волосатые руки, он ответил:
– Я бы предпочел, чтобы вас отвез Квен, миз Морган. Честно говоря, мне не хотелось бы сейчас говорить с миз Тамвуд. – Он посмотрел на Элласбет: – Мне позвонить в аэропорт, или же ты останешься еще на одну ночь?
Приглашающих интонаций в этом предложении не было ни капли.
– Я останусь, – ответила она напряженно.
Нагнувшись, она подняла пакет и пошла к двери. Я смотрела вслед ее быстрой вихляющей походке, видя в этой женщине опасную комбинацию черствости и эгоизма.
– Она единственный ребенок в семье? – спросила я, когда звуки ее шагов заглушил ковер.
Трент моргнул, чуть разлепил губы:
– Да, единственный. Прошу вас. Он жестом пригласил меня сесть.
Не слишком уверенная, что мне хочется есть в этом обществе, я робко села в кресло напротив Трента. Мои глаза обратились к ложному окну, занимавшему всю стену, за которой расположилась еще одна маленькая гостиная. Если верить часам, на которые я успела взглянуть, было уже почти одиннадцать, и безлунная ночь была темна.
– Прошу прощения, – сказала я, покосившись на дверь в комнаты Элласбет.
На миг у него на скулах появились желваки и тут же исчезли.
– Могу я предложить вам кофе?
– Да, спасибо, это было бы здорово.
Я чуть не падала от голода, а жар от ванны меня вымотал окончательно. Вытаращенными глазами я смотрела, как почтенная матрона в переднике неспешно вышла из кухоньки, приткнувшейся в глубине комнаты. Двери у кухни не было, но женщину эту я заметила только сейчас.
Улыбнувшись мне широкой улыбкой, она поставила кружку небесно пахнущего кофе, потом перед Трентом – чайную чашку поменьше с янтарной горячей жидкостью. Мне показалось, что я слышу запах гардений, но я не была уверена.
– Огромное спасибо, – сказала я, беря кружку ладонями и вдыхая ее пар.
– На здоровье, – ответила она с профессиональной теплотой хорошей официантки. И повернулась к Тренту, улыбаясь: – Что прикажете подать, мистер Каламак? Для настоящего обеда уже поздновато.
Дуя на кофе, я подумала о различии режима у колдунов и эльфов, и меня заинтересовало, что в течение суток хотя бы один из наших видов непременно бодрствует и что обедаем мы примерно в одно и то же время.
– Тогда пусть будет ненастоящий, – сказал Трент, явно пытаясь поднять настроение. – У меня в животе остались фунта три реки Огайо – может, вытесним их легким завтраком? Как обычно, Мэгги.
Женщина кивнула, при этом белые гладко зачесанные волосы даже не шевельнулись.
– А вам, дорогая? – спросила она у меня.
Я посмотрела куда-то примерно между этой женщиной и Трентом.
– А как обычно – это что?
– Яичница из четырех яиц и три ломтя ржаного хлеба, обжаренные с одной стороны. Я почувствовала, что бледнею.
– И это называется легкий завтрак? – спросила я, не успев поймать себя за язык.
Трент поправил воротник пижамы, выглянувший из-под халата.
– Метаболизм высокий.
Мне снова припомнилось, как они с Кери переносят холод. И температура реки на него не очень подействовала.
– А, – сказала я и сообразила, что Мэгги все еще ждет моего ответа. – Тосты – это хорошо, только яичницы мне не надо.
Трент, приподняв брови, отпил чаю, глядя на меня поверх чашки. – Да, верно, – сказал он, просто констатируя факт. – Яйца вы плохо переносите. Мэгги, тогда пусть будут вафли.
Я ошеломленно откинулась в кресле:
– Как ты узнал…
Трент пожал плечами. В купальном халате, босиком, он очень неплохо выглядел. Ноги у него красивые.
– Вы не подумали, что мне может быть известно ваше медицинское досье?
Мой интерес угас, когда я вспомнила, как умер Фарис прямо у него в офисе. Ничего умнее не придумала, как с ним ужинать?
– Вафли – это отлично.
– Если вы не хотите чего-нибудь более традиционного для обеда. Китайская кухня много времени не займет, а клецки к супу вонтон у Мэгги легендарные.
Я покачала головой:
– Вафли вполне подойдут.
Мэгги улыбнулась и поспешила обратно в кухню хлопотать:
– Минуты не пройдет.
Я положила салфетку на колени, думая, насколько эта сцена «Рэйчел-давай-будем-милы-друг-с-другом» связана с тем, что в соседней комнате Элласбет, а Трент хочет ее наказать за ревнивые подозрения. Решив, что мне это все равно, я положила локти на стол и сделала глоток такого кофе, какого мне в жизни пить не приходилось. Закрыв глаза над поднимающимся от него паром, я застонала от наслаждения.
– Боже мой, Трент, – выдохнула я, – как это чудесно! Резкий стук каблуков по ковру заставил меня открыть глаза.
Снова начинается.
Я выпрямилась в кресле, когда вошла Элласбет в распахнутом манто, открывавшем накрахмаленную белую блузку и персикового цвета шарф. Я глянула на кольцо у нее на указательном пальце и побледнела. На одно сверкание от этой штуки можно купить власть над целым городом.
Элласбет села рядом со мной – слишком близко для того, чтобы мне это нравилось.
– Мэгги? – сказал она небрежно. – Мне только чай с бисквитами. Я ела в городе.
– Да, мэм, – ответила Мэгги, высунувшись в арку. В ее тоне не было никакой теплоты. Явно Мэгги не любила Элласбет.
Элласбет зафиксировала на лице улыбку, положила длинные, с виду хрупкие пальцы на стол, чтобы ее обручальное кольцо все рассмотрели как следует. Стервоза.
– Кажется, нам стоит начать с нуля, миз Морган, – сказала она жизнерадостно. – Вы с Трентоном давно друг друга знаете?
Не нравилась мне Элласбет. Я, конечно, тоже бы сильно расстроилась, если бы пришла домой и обнаружила у Ника в ванне девицу, но после того, как она орала на Трента, не могла я найти в себе никакого к ней сочувствия. Обвинить человека в измене – это сурово… и у меня улыбка сползла с лица, когда я доперла, что чуть не поступила с Ником именно так. Я его обвинила в том, что он меня бросил, да еще и спросила, нет ли у него другой. Разница, конечно, есть, но не очень большая. Черт, надо будет мне извиниться. И то, что он не сказал мне, где был последние три месяца, пока меня избегал, уже не казалось мне достаточной причиной. Но я хотя бы не обзывала его никак…
Оторвавшись от этих мыслей, я улыбнулась Элласбет:
– О, мы с Трентом давние знакомые, – сказала я светским тоном, наматывая прядь волос на палец и вспоминая, что теперь она куда короче. – Мы познакомились в детском лагере. Романтичная история, если подумать.
И я улыбнулась, когда у Трента вдруг стало совершенно непроницаемое лицо.
– Нет, правда? – обернулась она к Тренту, и в переливах ее голоса чуть слышался намек на рычание тигра.
Я выпрямилась, подобрала ноги, положив одну на другую, провела пальцем по краю чашки.
– Он таким был в детстве львенком, полным огня и несгибаемого духа. Мне пришлось с ним драться, с бедным мальчиком – вот откуда у него этот шрам на руке.
Я посмотрела на Трента:
– Не может быть, чтобы ты не рассказывал Элласбет! Трент, ты до сих пор смущаешься, что это так вышло?
У Элласбет дернулось веко, но улыбка даже не стала уже. Мэгги поставила возле ее локтя хрупкого вида чашку с янтарной жидкостью и тихо вышла. Элласбет, подняв отлично сделанные брови, оглядела молчаливого Трента, отметила отсутствие отрицания. Ее пальцы отбарабанили по столу какой-то перекатывающийся ритм.