Трент поставил локоть на стол, глядя в свою тарелку.
– Мэгги в них кладет майонез. Это придает им интересную текстуру.
Я заколебалась, глядя на свою тарелку, но потом решила, что раз я не чувствую вкуса, то вряд ли там столько яиц, чтобы стоило волноваться.
– Майонез?
Из кухни донесся недовольный вскрик, и вышла Мэгги, вытирая руки передником.
– Мистер Каламак! Не выдавайте мои секреты, иначе завтра у себя в чашке найдете чайные листья, – выговорила она ему.
Обернувшись к ней, он улыбнулся так широко, будто совсем другим человеком стал.
– А по ним я свою судьбу прочту. Доброй вам ночи, Мэгги.
Она вышла, продолжая ворчать, миновала гостиную и свернула налево на галерею, идущую вдоль большого зала. Шла она почти бесшумно, и стук входной двери прозвучал громко. Слушая в наступившем молчании плеск бегущей воды, я откусила еще кусок.
Наркобарон, убийца, плохой человек, напомнила я себе. Но он ничего не говорил, и мне постепенно становилось неловко.
– Знаешь, я хотела извиниться, что залила тебе весь лимузин, – начала я.
Трент вытер рот.
– Думаю, что после того, что вы сделали, я небольшую сухую чистку переживу.
– И все-таки, – сказала я, пока мои глаза то и дело косились на вазочку с земляникой, – мне очень жаль.
Увидев, как мои глаза перебегают от ягод к нему и обратно, Трент состроил вопросительную физиономию. Предложить их мне он не собирался, так что я потянулась и сама их взяла.
– А у Такаты автомобиль не лучше твоего, – сказала я, переворачивая вазочку над остатками вафли. – Я просто тебя подначивала.
– Я так и понял, – ответил он, усмехнувшись.
Он не ел, и я посмотрела на него, сидящего с ножом и вилкой, наблюдающего, как я выскребаю последние ягодки ножом для масла.
– Что? – спросила я, ставя чашку на стол. – Уже больше нету.
Он аккуратно отрезал кусочек вафли.
– Так вы недавно виделись с Такатой?
Я пожала плечами.
– Мы с Айви будем работать охраной на его концерте в пятницу. – Я вложила кусочек вафли в рот и закрыла глаза, пока жевала. – Господи, как вкусно. – Он ничего не сказал, и я открыла глаза. – А… а ты пойдешь?
– Нет.
Повернувшись снова к своей тарелке, я посмотрела на него из-под волос.
– Это правильно. – Я откусила еще кусок. – Он – это совсем другое. Во время нашего разговора он был в оранжевых штанах. А волосы у него вот до сих пор. – Я показала. – Но ты же его, наверное, знаешь. Лично.
Трент обрабатывал свою вафлю с настойчивой медлительностью улитки.
– Мы однажды встречались.
Довольная, я собрала всю земляничку с остатков моей вафли и на ней сосредоточилась.
– Он подобрал меня на улице, подвез и высадил на скоростной автостраде. – Я улыбнулась. – По крайней мере он велел кому-то из своих мою машину туда подвезти. Ты слышал его новую песню?
Я могу сколько угодно поддерживать разговор, если он о музыке. А Трент любит Такату, это я про него знала. – «Красные ленты»? – спросил Трент со странным интересом.
Я кивнула, проглотила то, что было во рту, и отодвинула тарелку. Земляничин больше не было, а я уже наелась.
– Ты ее слышал? – спросила я, устраиваясь в кресле с чашкой кофе.
– Слышал.
Оставив недоеденным небольшой клин вафли, Трент положил вилку и символически отодвинул тарелку. Я сделала еще глоточек кофе и замерла, сообразив, что Трент зеркально повторил и мою позу, и движение.
Ох, черт. Я ему нравлюсь.
Подражание движениям – классика в языке тела, означающая влечение. С таким чувством, будто я влезла куда-то, куда не хотела, я намеренно подалась вперед, плоско положив локоть на стол, пальцами держа ручку от чашки.
Не буду я играть в эти игры! Не буду.
– Ты моя вся целиком, – сухо сказал Трент, явно безразличный к тому, что я думаю. – У этого человека нет скромности. Когда-нибудь это ему выйдет боком.
Глядя куда-то вдаль, он тоже положил локоть на стол. У меня похолодели щеки и перехватило дыхание, но не от того, что он сделал, а от его слов.
– Черт побери! – выругалась я. – Ты наследник вампира! Трент резко обернулся ко мне:
– Простите?
– Стихи! – торопилась я выложить. – Он их не публиковал. Они на вампирской дорожке, которую слышат только неживые вампиры и их наследники. Бог ты мой! Значит, ты укушен!
Сжав губы, Трент взял вилку, отрезал треугольник вафли, подобрал им сироп со своей тарелки.
– Я не наследник вампира. И меня никогда не кусали. У меня сердце стучало молотом.
– Откуда же ты тогда знаешь эти стихи? Я слышала, слышала, как ты их говорил. Прямо с вампирской дорожки.
Он выгнул тонкую бровь:
– А откуда вы знаете о вампирской дорожке?
– От Айви.
Трент встал, чисто вытер пальцы, затянул халат и подошел к большому, во всю стену, телевизору со стереопроигрывателем. У меня на глазах он взял с полки диск и вставил в плеер. Пока диск раскручивался, он ввел номер дорожки, и из скрытых колонок полились «Красные ленты». Музыка играла тихо, но я сразу же зарезонировала в ответ на основную тему.
Трент, выражая усталое смирение, принес набор беспроводных наушников. Профессионального вида, те, которые целиком закрывают уши.
– Слушайте, – сказал он, протягивая их мне.
Я подозрительно отодвинулась, и он нахлобучил мне их на голову.
У меня челюсть отвалилась, и я посмотрела на него круглыми глазами. Это были те же «Красные ленты», но совсем другая песня. Невероятно богатая мелодия, будто попадающая мимо ушей прямо в мозг. Она отдавалась во мне отголосками, бегущей водой клубилась среди моих мыслей. Невозможно высокие верхи и рокочущие низы щекотали язык. Это была та же песня, но в ней было много еще другого.
Я поняла, что уставилась в свою тарелку. То, чего я не слышала раньше, было потрясающе красиво. Набрав воздуху в грудь, я подняла голову – Трент снова сидел и смотрел на меня. Оглушенная, я дотронулась до наушников, убеждая себя, что они действительно здесь. Вампирская дорожка была неописуема.
А потом запела женщина. Я посмотрела на Трента чуть ли не в панике – так красив был ее голос. А он кивнул и улыбнулся мне, как Чеширский кот. Голос был лиричен, трагический и одновременно проникновенный. Он вызывал во мне такие эмоции, которых я сама никогда не знала в себе. Глубокое, болезненное сожаление. Неутоленная нужда.
– Я не знала, – прошептала я.
Я слушала до конца, не в силах снять с себя наушники, а Трент тем временем унес тарелки на кухню. Вернулся он с чайником-термосом, долил свою чашку перед тем, как сесть.
Дорожка кончилась, осталась только тишина. В оцепенении я сняла наушники и положила рядом с собой на стол. – Я не знала, – повторила я, думая, что глаза у меня сейчас загнанные. – Айви способна это слышать? Почему Таката не выпускает их в таком звучании?
Трент сел поудобнее.
– Выпускает. Но слышать это могут только неживые. Я тронула наушники:
– Ноты…
– Я их сделал, когда узнал про вампирскую дорожку. Не был уверен, что на колдунов они тоже действуют. Судя по вашему лицу, действуют?
Я медленно, расслабленно кивнула.
– Магия лей-линий? – спросила я.
Улыбка мелькнула у него на губах, почти застенчивая.
– Мой конек – нетрадиционное применение. Квен считает, что это зряшная трата времени, но вы не поверите, какие возможности открывают вот такие наушники.
Я оторвала от них взгляд.
– Могу себе представить.
Трент сделал глоток, глядя на меня оценивающими глазами.
– А вы… не хотите себе пару таких?
Я перевела дыхание, поморщившись от едва заметной насмешки в его голосе.
– Для того, о чем вы спрашиваете, – нет.
Отставив кружку на длину вытянутой руки, я встала. Его прежнее поведение – когда он повторял мои движения – вдруг получило объяснение. Он – специалист по манипуляции. Он должен знать, какие сигналы передает. Мало кто это знает, по крайней мере на сознательном уровне. Сейчас он попытался прощупать почву, чтобы ухаживаниями добиться моей помощи, раз ничего не дали деньги. Это было противно.